— Так говори, Нед.

— Я убил Лидию Уикхем. Задушил ее. Пьяную. Мертвецки. Ничего не почувствовала. До того пьяная.

— Почему, Нед? Не ради же меня!

— Да, ради тебя. Легко было видеть, что тебе никогда… от нее не избавиться. Никогда. Почему? Ты только давал деньги… этой парочке. Стоило им поклянчить… всегда. И она отблагодарила тебя, стараясь погубить. Тебя, самого лучшего человека на свете. Когда наш отец… умер… ты приехал за мной… дал мне дом… послал в школу… проводил время со мной, как… с равным… а ведь ты… стоял так… высоко… а я… так низко. Я радовался, убивая ее! — Он посмотрел на Чарли. — Оберегай отца. Меня… тут не будет. Твой долг…

— Обязательно, дядя Нед, обязательно.

Фиц безутешно рыдал.

— С Лидией надо было покончить, Фиц, — сказал Нед более четко, без одышки. — Грязноротая шлюха, на уме только деньги, выпивка да траханье. А потому я все хитро устроил и убил ее. Мирри и ее люди сыграли мне на руку. Тот же бордель, новая мадам, Мириам Мэтчем ее имя. Убила в свое время с десяток шлюх, любит смотреть, как какой-нибудь бездушный извращенец их приканчивает. Совсем, как наш папаня… Да, Мирри Мэтчем десять раз надо бы висеть, так пусть ее повесят за Лидию. Это успокоит миссис Бингли. — Он закрыл глаза. — Ох, я устал. Почему я так устал?

— Тебя погребут в Пемберли, как Дарси, — сказал Фиц.

Глаза открылись.

— Этого нельзя. Не согласен.

— Да! — сказал Чарли.

— Видишь, Нед? Твой племянник согласен со мной.

— Не подобает.

— Нет, подобает! На твоей плите будет сказано: «Эдвард Скиннер Дарси», чтобы весь мир видел. «Любимый брат Фицуильяма, дядя Чарльза, Джорджианы, Сюзанны, Анны и Катерины». Я так хочу!

— Я — нет. Чарли, пожалуйста.

— Нет. Подобающе и достойно.

— Юпитер! — внезапно вскрикнул Нед, пытаясь приподнять голову. — Я оставил его в пещере… объясню, где…

— Он вернулся домой раньше тебя, Нед.

— Пригляди за ним. Самый лучший конь в мире.

— Мы приглядим за Юпитером.

Боль, которую он словно держал в узде геркулесовым усилием воли, вернулась терзать его, и он кричал, пока ему не дали крепчайшего опиумного сиропа. Чуть позже он умер, видимо, во сне и без страданий.

Чарли разжал пальцы отца на руке Неда и увел его из комнаты.

— Пойдем в мою библиотеку, — сказал Фицуильям Дарси своему сыну. — Мы должны поговорить, прежде чем кто-то из нас встретит твою мать.

— Ты действительно намерен признать Неда открыто? — спросил Чарли. — Нет-нет, я не возражаю. Я просто хочу удостовериться, что это не была мимолетная фантазия, сказанная для утешения бедного Неда.

— Я обязан признать его! Он ради меня пошел на убийство, хотя, клянусь головой твоей матери, я не просил его об этом ни словом, ни намеком. Будь вся правда известна — подозреваю, он был слишком измучен, чтобы рассказать все на пороге смерти — он ради меня убивал и других. Чтобы я мог стать премьер-министром Великобритании. — Он обнял Чарли за плечи, отчасти из нежности, отчасти из-за упадка сил. — Ну, этого не произойдет. Я останусь в парламенте, но заднескамеечником. Это обеспечит столько влияния, сколько мне может потребоваться. Твоя мать называла это гордостью, но я бы употребил слово «хубрис» — всеподавляющая гордыня.