— Но все присутствующие в церкви… — пролепетала она дрожащим голосом. — Они же со смеху покатятся, увидев меня среди юных невест.

— Да побойся Бога, Рос… — начала Франсес с улыбкой.

— Нет, это правда, — не дала ей договорить Рослин. — Да я, черт побери, сама бы посмеялась над двадцатипятилетней старой девой, которой не стыдно демонстрировать всем свою глупость.

— Сейчас же прекрати. Говорю тебе… Клянусь, твой возраст помехой не будет.

Рослин не смогла поверить этому заверению подруги, хотя ей и очень хотелось, чтобы та была права. Слезы подступили уже к самому горлу, но она сумела сдержать себя. Разговор коснулся сейчас той самой проблемы, которая больше всего и пугала ее, когда она отправилась на поиски мужа: она могла стать посмешищем, а такой позор был для нее невыносим.

— Все они подумают, что со мной произошло что-то очень нехорошее, коль я до сих пор не была замужем, Фран. Ты ведь знаешь, так и будет. Это же вполне естественно для любого человека.

— Они все прекрасно поймут, когда узнают, что последние шесть лет ты выполняла роль сиделки при больном дедушке, и только похвалят тебя за это. Ну а теперь больше ни слова о твоем возрасте. Поверь, об этом тебе беспокоиться стоит меньше всего. Ты, однако, ухитрилась уйти от ответа на мой вопрос. Не для того ли ты выдумала все эти страхи?

Притворно строгий взгляд, которым одарила ее при этом подруга, немного развеселил Рослин, и она наконец рассмеялась своим неповторимым теплым, с приятной хрипотцой смехом.

…В этот дом на Сауф-Одли-стрит они с Нетти приехали вчера так поздно, что разговор с подругой пришлось отложить на утро. А поговорить хотелось. Ведь подружились они так давно, двенадцать лет назад. Причем сумели сохранить эту дружбу, несмотря на то что за последние десять лет виделись лишь однажды, четыре года назад, когда Франсес привезла своего сына Тимми на каникулы в горы.

Конечно, у Рослин в Шотландии были и другие подруги, но ни одна из них не была ей так близка, как Франсес. Только с ней могла Рослин поделиться своими самыми сокровенными тайнами. Подружились они тогда, когда Грэмп привез внучку учиться в Англию, чтобы из нее, по его словам, «сделали леди». А то, как ворчал старый шотландец, девочка превратилась «в маленького сорванца, не имеющего представления о благородном поведении». Опасения, надо прямо сказать, были не беспочвенны, хотя, как понимала Рослин сейчас, дед несколько сгущал краски.

Сделаться леди в английской школе Рослин не успела. Через два года ее исключили «за недопустимое поведение» и отправили назад в Камерон-Холл. Грэмп вопреки ее страхам совсем не ругался. Старик страшно скучал по своей внучке и был рад, что она наконец вернулась, пусть и таким образом. А для продолжения ее образования он выписал из Англии одну из лучших преподавательниц школы — мисс Бичхэм, которая в Шотландии сделалась необычайно кроткой и терпеливой. Впрочем, последнее превращение было не таким уж и чудом, если иметь в виду, какое жалованье назначил ей владелец Камерон-Холла.

Те два года в Англии Рослин и Франсес были неразлучны. И хотя после этого они практически не встречались, ощущение неразрывной связи сохранилось. Они так и остались самыми близкими подругами, только разговаривали теперь с помощью писем. Именно от Франсес узнала Рослин, что такое влюбленность. Она же затем поведала ей, каково жить с нелюбимым мужем. Рослин, в окружении которой совсем не было маленьких детей, тем не менее знала, наверное, все о том, как растут младенцы с самого первого дня их жизни, особенно мальчики. Франсес описывала ей буквально каждое движение своего сына Тимми.

В свою очередь, Рослин подробно рассказывала в ответных посланиях о своей жизни в шотландских горах, в которой, впрочем, было куда меньше разнообразия.