«Он что, затеял какую-то игру?» — с недоумением подумала Грейс. Например, хочет усыпить бдительность оппонента, а потом, как только тот начнет расслабляться, Наварро нанесет удар. Если так, то…

— Они были восхитительны. — Цезарь энергично кивнул. — Так же хороши, как те, которые я ел в лучших ресторанах Парижа.

Еще бы — ведь Грейс сама работала в одном из таких ресторанов больше года, под руководством одного из лучших шеф-поваров Франции. Это было после окончания школы гостиничного бизнеса и кулинарии.

— Рада, что вам понравилось. — Грейс пожала плечами. — Считайте это моим прощальным подарком.

Пронзительные черные глаза сузились.

— Вы уезжаете?

— Конечно, я… — Грейс осторожно взглянула на Цезаря. — Разве не за этим вы вызвали меня сюда? Чтобы с удовольствием сообщить мне об увольнении?

Вчера вечером, вернувшись в свою спальню, Цезарь много размышлял. Не встретился ли он с Грейс Блейк в тот период, когда она была угнетена тем, что оказалась вдали от дома и в полном одиночестве? Может быть, поэтому она была столь многословна? Две минуты в ее компании сегодня утром — и он уже так не считает. Эта девушка всегда говорит то, что думает.

Он поднял темные брови:

— Почему вы думаете, что я получу удовольствие, если лично уволю вас?

Веснушки на носике и щеках Грейс утром стали заметнее, но ее глаза действительно были прекрасны — не синие и не зеленые, а бирюзового цвета, как Средиземное море. У нее были блестящие темные волосы, которые, к несчастью, она собрала в хвост. Однако даже при такой прическе было ясно, что по длине они, скорее всего, доходят ей до талии.

Грейс неуверенно переступила с ноги на ногу:

— Я была чересчур откровенна прошлым вечером. И довольно груба. И, вероятно, немного саркастична. И… — Грейс умолкла, поскольку Цезарь поднялся и обогнул стол, едва не уронив единственную стоящую на нем фотографию в рамке. Может, снимок Рафаэля?

Прислонившись к столу, он мягко сказал:

— И?..

Глаза девушки расширились. Она сглотнула и продолжила:

— И я весьма нелицеприятно охарактеризовала вашу многочисленную службу безопасности.

— Да, — сухо подтвердил Цезарь.

Грейс бросилась в атаку:

— Да — я была откровенна? Да — я была груба? Да — я была немного саркастична? Или да — я нелицеприятно выразилась по поводу вашей многочисленной службы безопасности?

— Да, все это было, — согласился он. Голос его был напряженным.

— Вот так, значит. — Она грустно улыбнулась.

— Так — это как? — с раздражением поинтересовался Цезарь.

Пусть она выскажется яснее. Откровенность — это одно, непонимание — совсем другое.

Грейс настороженно смотрела на него, слишком остро чувствуя близость этого мужчины. Как и вчера, в его присутствии пространство словно лишилось кислорода.

— Это те причины, по которым вы имеете право меня уволить.

— И, увольняя вас лично, я получу удовольствие. Так, кажется, вы выразились?

— Разве это имеет значение? — Грейс нетерпеливо вздохнула. — Суть в том, что вы меня увольняете. Получите вы от этого удовольствие или нет, не так уж важно…

— Для вас — может быть, — уколол ее Цезарь. — А мне не нравится сообщать людям, что они уволены. — На его виске забилась голубая жилка.

— Да? Что ж, в таком случае прошу прощения. Я была введена в заблуждение. Я говорила поспешно, не подумав.