– Состояние моих дел вас больше не касается. Предлагаю вам уйти.

– Вы пожалеете, Альварес.

– Я уже жалею, мистер Марлоу. Прощайте.

Луис ждал, но Натан все еще отказывался уходить.

– Мистер Марлоу, – медленно уточнил ранчеро, – вы покинете мой дом сами или мне придется позвать кого-нибудь из слуг, чтобы помочь вам?

Натан угрожающе сощурился, рассматривая старика.

– И все же это ранчо будет моим!

– Ранчо Альвареса мое и будет впоследствии принадлежать Рейне. Вы никогда не наложите на него свои грязные лапы! Никогда! А теперь скройтесь с глаз моих, пока я не забыл о гостеприимстве и не испытал большого удовольствия от вида вашей окровавленной спины, прежде чем вас в буквальном смысле слова выкинут с моей земли!

Натан в бешенстве покинул дом и вскочил на лошадь.

– Вы меня еще увидите!

Луис проигнорировал угрозы. Он с облегчением смотрел, как Марлоу скрывается в ночи. Когда ярость улеглась, он глубоко вздохнул и вошел обратно в дом.

Он знал, что должен поговорить с Рейной, но боялся этого. Он не обращал внимания на ее мольбы о понимании. Он отвергал все, что она предлагала. Теперь надо пойти к ней и сказать, что она все это время была права.

Для Луиса это было нелегко. Придется забыть о гордости, а гордость – единственное, что у него сейчас осталось. Зная, что объяснение нельзя откладывать, Луис направился по коридору к спальне Рейны.

Рейна сидела у туалетного столика и прижимала к щеке холодный компресс, когда в дверь постучали. Она вздрогнула при мысли о том, что кто-то может увидеть ее сейчас, и съежилась.

– Кто там?

– Рейна, это твой отец. Могу я с тобой поговорить?

– Пожалуйста, отец, можно мы поговорим утром? Ты победил. Я сделаю все, что ты захочешь, но мне очень надо немного побыть одной.

Она пыталась отдалить его, но Луис на это не пойдет. То, что он хочет сказать, надо сказать прямо сейчас.

– Рейна, дитя мое, это очень важно. Пожалуйста, открой дверь.

Она никогда не слышала, чтобы отец говорил таким смиренным тоном, и встревожилась. Уж не играет ли он с ней в какую-то игру? Или что-то изменилось?

– Хорошо, – уступила она, откладывая компресс в сторону и направляясь к двери.

Луис был ошеломлен, увидев раны на щеке и губе.

– Господи!

Его так поразило увиденное, что на глаза навернулись слезы.

– Прости, отец. Я не хотела, чтобы ты видел меня такой.

– Это он с тобой сделал? – спросил Луис голосом, хриплым от эмоций.

– Да, – тихо ответила она.

Услышав ответ, Луис еще больше поразился тому, что чуть было не отдал свою дочь такому извергу!

– Рейна, дитя мое...

Он задохнулся и потянулся к ней. Луис удивился, когда Рейна позволила ему обнять себя. Они так давно не выказывали привязанность друг к другу.

– Рейна, я виноват... так виноват. Я почти что совершил непростительную ошибку, но сейчас я все исправил. Тебе больше никогда не придется беспокоиться из-за Марлоу.

– Отец?

Она удивилась и взглянула на него в совершенном смущении.

– Ты все время была права насчет Марлоу. Я же пребывал в отчаянии и слишком волновался о возможности потерять ранчо, чтобы увидеть правду. Он аморальный мерзавец, он тебя недостоин! Вообще-то я тоже не заслуживаю твоей любви. Когда я думаю, что почти продал тебя Марлоу...

У нее на глазах появились слезы облегчения. Новость взволновала ее. Луис увидел, что дочь счастлива, и тоже испытал радость. Он снова обнял ее. Его горло сдавили эмоции.

– Но, отец, что мы будем делать? – спросила она, уверенная, что теперь они могут потерять ранчо.