Среди них лишь Андре казался живым. Он смотрел на меня с беспокойством и осуждением, хмурился и сжимал в напряжении губы. Его пленительно воинственный вид гипнотизировал меня. Я что-то пыталась вспомнить, но никак не могла. Андре молчал и, похоже, тоже не слышал меня. Я прислушалась и поняла, что в этом метро, таком глубоком, словно оно берет начало прямо из ада, нет никаких звуков. Совершенная тишина, и даже мои крики звучат только в моей голове.

– Андре, прости меня! – прошептала я, когда мы поравнялись с ним. Разминувшись, мы развернулись друг к другу лицом; из моих глаз лились слезы.

– Почему ты не веришь мне? – спросил он, и вдруг вся эта толпа каменных роботов-людей пришла в движение, все они вдруг зашагали, толкая меня вперед, пока я наконец не потеряла Андре из виду. И тут мне стало страшно, так страшно, как не было никогда в жизни. Я попыталась идти против людского потока, но это было слишком тяжело. В какой-то момент я вдруг увидела среди толпы еще одно знакомое лицо, но только проснувшись, поняла, что это был Сережа.

Я лежала связанная, с каким-то самодельным кляпом во рту, в полной темноте, заполненной моими собственными шорохами и звуками. В первый момент, когда я пришла в себя, даже не поняла, где нахожусь. Это было не так-то просто понять, я почти не могла пошевелиться, а любые крики тонули в кляпе, и я рисковала захлебнуться собственной слюной. Кашлять с кляпом во рту было примерно то же, что пытаться дышать через подушку. Но я все равно инстинктивно дергалась и пыталась высвободиться, закричать. Такова человеческая природа, до последнего вздоха мы движимы желанием жить.

В итоге я замерла и попыталась выровнять дыхание. Спокойствие, только спокойствие. Хотя какое, к черту, спокойствие. Вряд ли Карлсон попадал в такие ситуации. Я дрожала всем телом, но не от холода, а от страха, ставшего чисто физиологическим, инстинктивным, животным. Я попыталась понять, где оказалась, хотела зацепиться хотя бы за что-то, и вот – нашлось! Я поняла, где нахожусь. Запах металла, глухие звуки ударов о стенки говорили, что я лежу в том самом ящике-кофре, на котором сидела до этого. Я похолодела, прислушиваясь к движениям вокруг. Кофр куда-то несли. Я лежала в металлическом ящике, и меня несли – не один человек, а как минимум двое. С Марко кто-то был? Откуда он вообще взялся за сценой? Ждал меня там? Утром я и сама не знала, что вечером окажусь в Питере, на мамином спектакле. Может, Марко следил за мной? Вряд ли, хотя…

И тут мне всё стало ясно.

Да мамиными афишами весь город оклеен, информация о спектаклях мелькает по всему интернету. Не меня он ждал в театре, конечно же, не меня. Как он, должно быть, удивился, увидев меня, сидящую на кофре. Ведь он пришел туда за моей мамой. Это же так просто! Пришел, чтобы закончить начатое. От бессильной ярости я чуть не проглотила кляп.

Теперь всё встало на свои места. Попасть в театр совершенно несложно: нужно лишь купить билет. Марко же решил подготовить свой собственный спектакль, поставив в нужном месте ничем не примечательный театральный ящик, в котором запросто можно вынести тело. Он пришел, чтобы убить мою мать, но вместо этого увидел меня, мирно восседающую на его ящике.

О господи! Я вдруг почувствовала, как ящик тряхнуло, а затем его поставили на твердую поверхность. Нет, не на землю. Где-то подо мной заурчал работающий двигатель, теперь меня увозили. Мозг сопротивлялся с яростью пойманного в ловушку зайца, я искала выход, перебирала в уме тысячу вариантов, но никак не могла развязать руки или выплюнуть кляп.