– Я сама позабочусь о нем, – спокойно сказала Джоанна, но, если бы человека можно было убить взглядом, Джиллиан рухнула бы на пол замертво. – Не теряйте времени на моего мужа. Окажите внимание своему.

Джиллиан опустила руку, отошла к двери, но не спешила уходить. Ей казалось, что Джоанна слишком молода и благородно воспитана, чтобы сделать все необходимое. Вряд ли она предложит Джеффри питье или снизойдет до раздевания мужа и уймет дрожь в его больном теле. Джиллиан, едва заметно улыбаясь, ждала, когда к ней обратятся за помощью. Вместо этого она увидела искусные действия врачевательницы, прошедшей многолетнее скрупулезное обучение у леди Элинор.

Через две минуты Джеффри был уже раздет. Джоанна вздрогнула, увидев его раны, но не потеряла способности действовать. Она тихо выругалась, заметив, как скверно зашиты раны мужа, но взяла себя в руки. Вскрыв с помощью маленького ножа швы, Джоанна опять разразилась проклятиями: на ранах гнойники! И это после стольких недель «хорошего» ухода! Джоанна основательно промыла раны «живой водой» – раствором порошкообразной морской водоросли темно коричневого цвета. Неумелое правление короля Джона научило эту молодую женщину разбираться в боевых ранениях гораздо лучше, нежели леди Джиллиан.

В какой то момент этой операции Джеффри пришел в себя. Он поморщился от нестерпимой, непривычной боли, не успев еще открыть глаза. Сэр Ги был начеку и удержал его.

– Спокойно, – послышался тихий голос. – Спокойно. Завтра тебе станет лучше.

Глаза Джеффри открылись, и он прошептал:

– Джоанна! Слава Богу!

Леди Джиллиан тихо выскользнула из комнаты, безропотно проглотив досаду, смешанную с неожиданным для нее облегчением. Она изо всех сил старалась спасти Джеффри, превозмогая отвращение к уходу за ним, а он и словом не обмолвился о ней… Но так оно и лучше. Хорошо, что он может благодарить Бога за свою жену, которая, бесспорно, ускорит его выздоровление. Тем не менее к радости леди Джиллиан примешивалась печаль. Никогда больше не возникнет в ней робкое греховное желание, порожденное великодушной учтивостью Джеффри, его готовностью помогать ей советами и объяснениями в вопросах, касающихся управления владениями.

Когда Джоанна закончила обрабатывать раны, Джеффри отдышался и обеспокоенно спросил:

– Все хорошо, Джоанна? Я понимал, что меня лечат неправильно, но не знал, что сказать этой женщине. А поскольку я и сам не видел, в чем заключается ее ошибка, то решил, что жаловаться неблагодарно.

– Теперь все будет хорошо, – успокоила его Джоанна. – Хорошо, что твои раны не зажили, – добавила она немного сердито, чего Джеффри, к счастью, не заметил. – Мне пришлось вскрыть две и хорошенько промыть их, но теперь ты поправишься и сможешь легко передвигаться. Спи. Клянусь, с тобой будет все в порядке!

Джеффри облегченно вздохнул. Джоанна не стала бы лгать ему в подобном деле. Если бы пришлось остаться калекой, ему понадобилось бы время, чтобы свыкнуться с этой мыслью и решить, как биться в сражениях и дальше, либо подыскать для себя другое дело. Глаза его начали закрываться, но он поднял тяжелые веки.

– Дома все хорошо?

– Конечно. Разве может быть по другому? Я обо всем позаботилась. Чем я еще могла заниматься в твое отсутствие? Чуть не забыла: я отложила до твоего приезда два судебных дела, ибо они касаются вопросов чести, но это пустяки. И в королевстве все спокойно. Бразды правления в руках епископа Винчестерского, а кнут – у графа Пемброкского. Конь понимает, что становиться на дыбы под такими всадниками опасно для него.

Джоанна почти не лгала. Здесь была значительная доля истины. Вводя мужа в заблуждение относительно политических дел ради его же блага, Джоанна не переживала за них так, как за здоровье Джеффри. В правление епископа Винчестерского и графа Пемброкского в Англии действительно установилось спокойствие, но напоминавшее бурлящий котел, где вода кипит под плотно закрытой крышкой, и этот котел может взорваться, извергая из себя свое содержимое.