Сэр Питер кивнул головой. Но, уходя, все же услышал, как изменился тон молодого лорда, когда тот обратился к невесте.

– Не говори со мной так, Джоанна. Мне жаль, что пришлось потревожить сэра Питера, но, как видишь, все можно уладить парой другой слов. Есть вещи и похуже, которые я уладить вообще не в состоянии.

Все мысли о его необоснованной ревности тотчас вылетели из головы Джоанны. Из слов Джеффри абсолютно ясно, что он гневается не на нее. Джоанна положила руку на голову Брайана, словно искала опору, и тихо спросила:

– Настолько все плохо? И как скоро…

– Не знаю! И в том, что мне это неизвестно, только моя вина, – с горечью ответил Джеффри.

Джоанне ничего не нужно было объяснять: Джеффри, видимо, опять говорил слишком смело там, где следовало промолчать.

– Не призвать ли мне всех вассалов для нашей защиты? – спросила она.

Джеффри, не отрывавший взгляда от руки Джоанны на голове пса, поднял глаза и улыбнулся.

– Для нашей защиты? Ты именно это хотела сказать?

Джеффри придвинулся к Джоанне и поднял руки, чтобы обнять ее.

– Но ты ведь мой! – воскликнула она.

Не зная, плакать ему или смеяться, Джеффри опустил руки. Нет, это не проявление нежности. Он слышал от Джоанны подобную фразу неоднократно, она касалась любых предметов. Слышать эти слова по отношению к себе было одновременно и смешно, и больно, и приятно.

– В этом пока нет необходимости. Нам не угрожает опасность, как и другим, – сказал Джеффри. – Но я очень удручен. Именно я спровоцировал сожжение Бангора, после чего и сдался Ллевелин. Мне ненавистна даже мысль об этом, но я считал – не может быть ничего плохого в том, что принесет длительный мир между Англией и Уэльсом, а также между самими валлийцами. Однако все эти мудрецы – король, мой отец, Фиц Питер, да и другие – сеют семена лютой ненависти к Англии и небывалого по своей свирепости бунта в Уэльсе, отнимая у этой страны свободу.

– Когда же? – спросила Джоанна. – Не следует ли мне побеспокоиться о запасах продовольствия? Может быть, приказать сэру Питеру нанять побольше людей?

Джеффри рассмеялся. Чрезмерная озабоченность Джоанны действовала на него отрезвляюще, а ее абсолютная уверенность в его знаниях и правоте суждений льстила самолюбию.

– Возможно, я и ошибаюсь, – сказал он.

Джоанна покачала головой:

– Я так не думаю. Ты умен, Джеффри. Ты все видишь и все помнишь, учтив и учишься анализировать связь вещей. Даже если все уладится само собой и опасения не оправдаются, в твоей ошибке не будет большой беды. В заблаговременной подготовке к тому, чего может и не случиться, нет ничего плохого.

– Ладно, в любом случае это не начнется раньше весны. Валлийцы, сражавшиеся против Ллевелина, еще не вкусили яда справедливости нашего короля. В то же время гнев Ллевелина к ним еще слишком горяч, так что они не обратятся к нему за помощью в ближайшие месяцы. А когда наступит зима, они и вовсе не станут сражаться, ибо снег в горах заметет их тайные тропы.

– Хорошо. Значит, у нас есть время подумать и поговорить о том, что нужно делать. А теперь пойдем, я сниму с тебя доспехи, – ласково предложила Джоанна.

Джеффри вздохнул и поднялся, чтобы последовать за ней. Девушка видела, насколько он устал, но что то еще явно тревожило его. Сердце Джоанны разрывалось на части. Если Джеффри переживает из за дурацких придворных сплетен, нужно его успокоить.

– Боюсь, твое сердце терзают не только неприятности в Уэльсе, – осторожно сказала Джоанна.

– Ты права, – угрюмо проворчал Джеффри. – Уэльская кампания тяготит меня, я виноват, что ввязался нее, но, по правде говоря, все гораздо хуже.