– Что я помню, Джордж, – это то, что ты убежала от меня, не попрощавшись!
Она моргнула глазами в удивлении от услышанного.
– Я убежала? Всего лишь, Джеймс, отправилась домой. Вот что я делала на твоем корабле в первую очередь – возвращалась домой.
– Даже не сообщив мне!
– Но это не моя вина. Я бы тебе сказала, но к тому времени, когда Дрю начал кричать на меня, что я сказалась на Ямайке, когда он думал, что я была дома, «Тритон» уже отплыл. Что же мне, прыгать за борт, чтобы просто сказать тебе «до свидания»?
– Ты не должна была вообще уезжать!
– Но это же смешно. Между нами не было ни взаимопонимания, ни даже устной договоренности, которая могла бы заставить меня поверить тому, что ты хотел продолжения наших отношений на какой-то постоянной основе – или любой основе. Что же я – должна была читать твои мысли? У тебя было что-нибудь постоянное в голове?
– Я собирался просить тебя быть моей… – Он заколебался над этим словом, когда увидел, как сузились ее глаза. – Ну, ты не должна выглядеть оскорбленной, – закончил он обиженно.
– Я не оскорблена, – сказала она, едва открывая рот, и он ясно понял, что это так. – Во всяком случае я ответила бы на твою просьбу – нет.
– Тогда я чертовски рад, что тебя не попросил! – выпалил он и направился к двери.
– Как ты смеешь уходить? – крикнула она ему вслед. – Ты еще не ответил на мой вопрос!
– Я не ответил? – Он повернулся, бровь его поднялась, он заводился. – Достаточно сказать, что ты – моя жена, а раз так, ты никуда не поедешь.
Она пришла в ярость.
– Ага, значит, мы сейчас признаем, что я – твоя жена? Только потому, что приехали мои братья? Это что, еще одна месть с вашей стороны, Джеймс Мэлори?
– Думай как тебе хочется. Но твои чертовы братья могут торчать в гавани, сколько им вздумается. Они не узнают, где тебя найти, и ты не поедешь к ним. На этом дискуссия закончена, моя любовь, – сказал он и хлопнул за собой дверью спальни.
Джорджина хлопнула этой дверью еще три раза, и тем не менее ее разозлившийся супруг не вернулся, чтобы закончить спор. Она решила, что он еще оставался кирпичной стеной. Но раз кирпичные стены нельзя сломать, по ним можно взобраться.
– Ты уже сказал ей, что любишь ее?
Джеймс медленно положил свои карты на стол и взял бокал со спиртным. От этого вопроса, который никоим образом не был связан с тем, о чем они все время говорили, у него поднялась бровь. Сначала Джеймс посмотрел на Джорджа Амхерста, сидевшего слева от него и изучавшего свои карты с таким усердием, будто он видел их впервые, затем на Конни, расположившегося напротив и старавшегося сохранить непроницаемое лицо, и наконец, на Энтони, который и задал этот вопрос с подвохом.
– Ты случайно не меня спросил, старина?
– А кого же еще, – усмехнулся Энтони.
– Ты что, сидишь здесь весь вечер и размышляешь об этом, да? Неудивительно, что ты постоянно проигрываешь.
Энтони взял в руки свой бокал и Лениво покрутил находившуюся в нем янтарную жидкость, наблюдая за ней, а не за своим братом.
– На самом деле я задумался об этом сегодня утром, когда услышал шум наверху. Потом еще раз сегодня днем, когда ты поймал эту дорогушу, пытавшуюся незаметно выскользнуть через парадную дверь, и приказал ей вернуться в свою комнату. Не слишком ли это много, по-твоему?
– Она ведь не уехала, не так ли?
– Нет, не уехала, но она не спустилась к обеду, из-за чего моя жена расстроилась настолько, что отправилась в гости. |