— Она прекрасна, синьор. — Лаури прикоснулась кончиком пальца к изящным листикам. — Я буду счастлива надеть ее.

— И хранить ее, я надеюсь?

— Хранить? — Ее огромные подкрашенные глаза широко распахнулись от неожиданности. — О, я не могу принять это.

— Почему нет? — осведомился он приятным, безразличным голосом. Не тем, каким обычно говорит мужчина, делая девушке бесценный подарок.

— Потому что она слишком дорогая, — ответила Лаури. — Если бы это было что-то милое, но подешевле — тогда другое дело.

— Это — другое дело, — с нажимом произнес он. — Я бы никогда не позволил себе преподнести тебе что-то дешевое и не поблагодарю тебя за вежливый отказ. Ты должна принять ее, потому что я так хочу и потому что на свете нет больше никого, кому бы она подошла больше, чем тебе.

— А что же Венетта? — Слова сами соскочили с языка Лаури, прежде чем она успела сдержаться, и девушка залилась краской перед сузившимися, чуть ли не метнувшими молнию глазами Максима. Ее лицо, тонкая обнаженная шея, открытые плечи вспыхнули под его обжигающим взглядом.

— А что же Венетта? — Ее вопрос вернулся к ней, колкий и опасный.

— Если брошка фамильная, можете ли вы отдавать ее кому-то еще? — Лаури медленно отступала от него, пока выговаривала эти слова, запинаясь, с сердцем, бьющимся как испуганная птица.

Максим подошел к ней, высокий, со сжатыми губами, сдерживающий внутренний огонь. Спрятав кожаный футляр обратно в карман, он схватил ее за плечи. Его теплые руки ей, дрожащей от волнения, показались горячими.

— Сейчас не время обсуждать тонкости любви, — тихо сказал он. — Через несколько минут тебе выходить на сцену. Как ты чувствуешь себя, дитя?

— Мне страшно, — ответила Лаури, и его руки напряглись, словно он хотел передать ей свою силу и уверенность.

— Когда ты выйдешь на сцену, с тобой будут надежды тетушки, которая не смогла быть сейчас с тобой, и добрые пожелания каждого танцора в труппе, и моя вера в тебя, как в балерину, — просто сказал он. — Когда ты выйдешь на сцену, ты уже не будешь Лаури Гарнер — ты станешь Жизелью. Ты забудешь о зрителях, забудешь о театре, ты будешь помнить только о том, что ты — девушка, для которой любовь значит все и которая жаждет выразить это. Лаурина, — назвав ее ласковым именем, которое придумала Венетта, он поднял ее подбородок, — ты не должна ничего бояться. Ведь я буду все время лишь в нескольких шагах от тебя… ты же веришь мне, да? Ты же знаешь, что я никогда не попрошу от тебя ничего, что бы не жило в твоем сердце, что бы не ждало возможности вырваться наружу? Жизель в тебе и ждет только того момента, когда она сможет наконец предстать перед всеми балетоманами.

— Балетоманы… — повторила она. Лаури думала о тете Пэт, все мысли которой будут с ней в каждом движении ее танца… которая станет так гордиться ею, если в финале Лаури сумеет зажечь по волшебной искорке во всех, кто сейчас увидит ее.

Она смотрела Максиму в глаза, и робкая улыбка проступила на ее губах.

— Я рада, что вы будете наблюдать из-за кулис, синьор, — призналась она. — Я верю вам.

— Да, верь мне, — с глубоким чувством проговорил он и торопливо добавил: — Что бы я ни делал, я делаю в интересах твоего сердца.

Сказав это, Максим отступил на шаг и еще раз придирчиво осмотрел ее костюм, принадлежавший его бабушке.