— Да, доехал. А ты когда, в воскресенье? Ты уж давай не позже… Да, прокатился по Каньону на муле. Он меня чуть не обгадил… Ну, посмотрел я на этот Каньон… Ничего так, хотя цвета какие-то банальные… Ладно, у тебя там как?
Он начал смеяться. Скинул ботинки и завалился с телефоном на кровать, хохоча. Мать рассказывала, как пришла домой, а там Капитан развлекает двух ее друзей, с которыми она познакомилась накануне. И эти друзья подумали, что Капитан ей отец, и вообще ухитрились сморозить не одну бестактность.
7
Приподнявшись на локте, Гай смотрел на адресованное ему письмо, надписанное карандашом.
— Когда теперь мне придется будить тебя… — вздохнула мать.
Гай отложил письмо и взял другое, отправленное из Палм-Бич.
— Может, и скоро, мама.
— Во сколько завтра самолет?
— В двадцать минут второго.
Она наклонилась и с ненужным старанием поправила у него в ногах сбившуюся простыню.
— У тебя ведь не найдется времени заглянуть там к Этель…
— Ну конечно, я к ней загляну!
Этель Питерсон, давняя подруга матери, когда-то учила Гая играть на пианино.
Письмо из Палм-Бич было от мистера Брилхарта. Руководство компании решило поручить работу Гаю. Мистер Брилхарт также убедил их в целесообразности слуховых окон.
— Я сварила отличный крепкий кофе. Хочешь позавтракать в постели?
Гай улыбнулся.
— Еще бы!
Он внимательно перечитал письмо мистера Брилхарта, вложил его обратно в конверт и медленно разорвал в клочки. Затем распечатал второе. Оно представляло собой одну страницу, исписанную карандашом. Гай снова улыбнулся, обнаружив внизу пышный росчерк: «Чарльз Э. Бруно».
«Дорогой Гай!
Пишет вам ваш случайный попутчик. Вы забыли у меня в купе книгу. Нашел ваш техасский адрес, полагаю, он еще верный. Книгу выслал почтой. Кстати, почитал немного. Кто бы мог подумать, что у Платона столько диалогов!
Было очень приятно с вами пообщаться. Надеюсь, что могу считать вас другом. Буду рад видеть вас в Санта-Фе, если соберетесь. Мой адрес: Нью-Мексико, Санта-Фе, отель „Ла Фонда“. Пробуду здесь еще по крайней мере две недели.
Все-таки не могу выкинуть из головы нашу идею двойного убийства. Это вполне осуществимо. Вы даже не представляете, насколько я в этом уверен! Хотя знаю, вам неинтересно.
Кстати, а как все прошло с женой? Пожалуйста, напишите мне. У меня тут тишь и гладь, помимо утраты бумажника (сперли в баре из-под самого носа!), никаких происшествий. Не понравилось мне в Эль-Пасо, уж извините.
С нетерпением жду ответа,
Ваш друг,
P. S. Простите, что проспал и не попрощался с вами».
Этому письму Гай в какой-то мере даже обрадовался. Приятно было думать, что на свете есть кто-то свободный.
— Яичница с овсянкой! — воскликнул он, когда вернулась мать. — На севере так нигде не готовят.
Он надел свой любимый старый халат, слишком жаркий для такой погоды, и устроился завтракать в постели, раскрыв свежий номер местной газеты и поставив тарелку на поднос с шаткими ножками. Потом принял душ, оделся, будто планировал куда-то идти, хотя идти было некуда. К Картрайтам он заглянул вчера, Питер Риггс, друг детства, уехал работать в Новый Орлеан. Интересно, чем сейчас занимается Мириам? Наверное, красит ногти на веранде или играет в шашки с какой-нибудь соседской девчонкой, которая боготворит ее и стремится во всем ей подражать. Мириам никогда не унывала, если что-то складывалось не так.
Гай закурил.
С первого этажа то и дело доносилось негромкое позвякивание — мать или кухарка Урслин чистила столовое серебро, один за другим перекладывая в кучку чистые приборы.
И почему он не улетел в Мехико сегодня же? Как тоскливо будут тянуться следующие двадцать четыре часа! Наверняка опять зайдет дядя и какие-нибудь подруги матери. |