Впрочем… — Тон у нее был очень нравоучительным, и Джерри уже не в первый раз отметила про себя, что кузине не хватает терпения с детьми. — У тебя, наверное, есть на кухне свои почитатели, потому что я видела там огромный бисквит с ежевикой и с таким слоем крема, что от него вполне может случиться несварение.
Дженни растянула рот в ослепительной улыбке, глядя на Саймона.
— От такого пирога ты точно поправишься, парнишка, — благодушно пообещала она.
— Дженни, — удрученно ответил Саймон, — ты стала говорить, как Джерри.
— Ну и что ж, она правильно говорит, — в сердцах сказала негритянка. — Она мне каждый раз говорит, как меня видит, — испеки, мол, бисквит для Саймона. А то он так оголодал там у себя, так отощал, надо его подкормить немного. Ты будешь здесь много есть и станешь красивым и толстым парнем.
Саймон умоляюще перевел взгляд на дядю Джима.
— Видишь, что творится? — спросил он.
Джим неожиданно для всех улыбнулся, что было большой редкостью.
— По-моему, против тебя заговор. Джерри, наверное, сговорилась с поварихами, — ответил он. — Но в результате ты только выиграл — можешь есть бисквит с ежевикой хоть каждый день. Чем ты недоволен?
Саймон радостно ухмыльнулся. Он протянул Джерри тарелку, и пока та накладывала ему порцию пирога, он успел шепнуть ей на ухо:
— По-моему, Лулу никого не замечает кроме дяди Джима.
Джерри приложила палец к губам, чтобы он не болтал лишнего или хотя бы говорил потише.
— Если бы не Лулу, нам вообще нечего было бы есть, — шепнула она ему. — Лулу теперь хозяйка в доме. Мы должны быть ей благодарны.
— Да, конечно, — пробурчал Саймон. Убежденности в его голосе не было.
Джерри украдкой посмотрела на свое платье, на элегантные нарядные туфли. Потом вспомнила, как старательно причесывалась к этому вечеру. Почему же ей сейчас казалось, что все это было зря, хотя Дэвид явно обратил на нее особое внимание? Она подумала, что напрасно так нарядилась, что это совсем неуместно, что она не смогла затронуть сердца тех, чей интерес был ей так важен. Впрочем, не тех, а того, единственного человека, который сидел с ними в теплом освещенном кругу веранды, украшенной свисающими с потолка листьями папоротника, расписными горшками с экзотическими цветами, испускавшими пряный аромат. Потом после чая Дэвид и Саймон отправились спать. Джерри пошла за мальчиком, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Саймон свесился с кровати вниз головой и посмотрел на туфли Джерри.
— Такие туфли не годятся для вечернего чая, — уверенно заявил он. — Такие туфли надевают на танцы? Надень их, когда пойдешь на бал.
На минуту Джерри опешила. Даже это невинное замечание болезненно отозвалось в ее сердце.
— Ну, ведь можно танцевать и дома, не обязательно ехать на бал, — сказала она, весело потрепав волосы малыша. — Слышишь? Дэвид поставил вальс — как будто прочитал твои мысли.
Это был один из венских вальсов Штрауса. Джерри вскочила и закружилась под музыку. Достаточно было сделать несколько шагов — и она вспомнила, как танцевать вальс. Так же как утром вскочив на лошадь, достаточно слегка размяться и проскакать немного, как кровь сразу начинает кипеть, и можно скакать так до вечера, целый день. Так и сейчас — Джерри без остановки кружилась по комнате под волшебные звуки вальса.
Она была совсем молодой, и ей хотелось танцевать. Саймон же сам сказал, что ее туфли подходят для танцев. Юбка ее раздувалась, как у балерины, она откинула голову чуть назад, расправила плечи, закрыла глаза, на губах ее появилась почти блаженная улыбка. Джерри продолжала танцевать, не смущаясь радостного смеха Саймона, а из радиолы неслись звуки штраусовского вальса. |