Однако день рождения есть день рождения. В этот день положено получать подарки.

Адди замедляет шаг у бутика модной одежды, ловя в стекле свое отражение. В широком окне застыл на бегу манекен. Он склонил голову, словно прислушивается к тихой мелодии. Длинное туловище укутано в свитер с широкими полосами, ноги в блестящих леггинсах и сапогах до колена. Одна рука поднята вверх – цепляет пальцами за воротник куртку, переброшенную через плечо.

Адди разглядывает манекен и вдруг ловит себя на том, что пытается его скопировать – повторить позу, наклонить голову. Возможно, сегодня особенный день – то ли в воздухе витает обещание весны, то ли просто Адди в настроении попробовать что то новое.

В бутике царит аромат незажженных свечей и неношенной одежды. Адди пробегает рукой по ряду шелка и хлопка и наконец берет полосатый свитер из кашемира. Вешает его на локоть вместе с теми самыми леггинсами. Свой размер она знает. Он не изменился.

– Добрый день! – приветливо здоровается жизнерадостная девушка консультант. Ей около двадцати, как и Адди, и они похожи, хотя одна из них – настоящая и стареющая, а другая – лишь образ, застывший в янтаре. – Могу я вам чем то помочь?

– Не беспокойтесь, – говорит Адди, забирая с витрины пару сапог. – Я сама.

Она идет за девушкой в заднюю часть магазина, где занавесками отделены три примерочные.

– Если что – зовите, и я тут же приду, – улыбается консультант, занавеска падает на место, и Адди остается наедине с собой, мягкой скамейкой и зеркалом в полный рост.

Она сбрасывает ботинки, снимает куртку и швыряет на скамейку. В кармане гремит мелочь, и что то выпадает, приземляется с глухим стуком на пол и катится по тесной кабинке, остановившись только после удара о плинтус.

Это кольцо.

Небольшой круг, вырезанный из пепельно серого дерева. Знакомый ободок, когда то любимый, теперь же – вызывающий отвращение. Адди разглядывает его какое то время, ее пальцы предательски дергаются, но она не тянется к кольцу, не поднимает, а лишь поворачивается спиной к деревянному кругляшу и продолжает раздеваться. Затем натягивает свитер, леггинсы, застегивает сапоги. Манекен был стройнее и выше, но Адди нравится, как на ней сидят вещи, нравится тепло кашемира, невесомость леггинсов, мягкая подкладка в сапогах.

Адди один за другим отрывает ценники, на количество нулей ей плевать.

«Joyeux anniversaire », – думает она, глядя в отражение.

Адди склоняет голову, словно тоже прислушивается к какой то негромкой мелодии.

В отражении она видит самую что ни на есть современную девушку с Манхеттена, хотя лицо в зеркале веками остается неизменным.

Адди оставляет старую одежду скомканной кучей на полу кабинки. Кольцо валяется в углу, словно брошенное дитя. Забирает она лишь забытую было мягкую куртку из черной кожи.

Она такая поношенная, что стала тонкой как шелк. В наши дни за подобные вещи люди платят целое состояние и называют винтажными. Это единственное, что Адди отказалась скормить пожару в Новом Орлеане, хотя запах мрака въелся в куртку как дым, он на всем оставлял неизгладимый отпечаток.

Но Адди все равно. Она любит эту куртку. Когда то та была новой, а сейчас выглядит поношенной, какой никогда не станет ее хозяйка. Похоже на историю Дориана Грея, время отражается на коровьей шкуре, а не на человеческой коже.

Адди выходит из маленькой занавешенной кабинки.

Увидев ее, консультант в противоположном конце зала вздрагивает от неожиданности.

– Все подошло? – уточняет она.

Девушка слишком вежливая, чтобы признаться, что не помнит, как провожала кого то в примерочные. Боже, благослови правила обслуживания клиентов!

Адди уныло качает головой.