Может быть, это касается любого в нашем мире.

Все лишь "свет-мой-зеркальце-скажи", потому что красота - это сила, как и деньги - сила, как и оружие - сила.

Опять же: когда я вижу в газете фото девчонки под двадцать с лишком, которую похитили, изнасиловали, ограбили, потом вообще убили; и тут же портрет ее самой, молодой и улыбающейся - то вместо переживаний о том, какое огромное и печальное преступление произошло, у меня появляется внутренняя реакция вроде: "ух ты, да она была бы просто отпад, если бы не этот вот нос картошкой". Моя вторая реакция - "а мне лично не помешали бы красивые снимки в четверть под рукой, на случай если меня, скажем, похитят и изнасилуют до смерти". Моя третья реакция - "ну что ж, так хотя бы конкуренция меньше".

Если вам и этого мало: увлажнитель, которым я пользуюсь, представляет собой взвесь инертных эмбриональных частиц в гидрированном минеральном масле. По-моему, если быть честной, свою жизнь я живу ради одной себя.

В смысле, пока работает счетчик, а какой-нибудь фотограф кричит: "Дай мне эмпатию!"

Потом вспышка камеры.

"Дай мне симпатию!"

Вспышка!

"Дай мне жестокую честность!"

Вспышка!

- Не дай мне умереть здесь, на полу, - просит Брэнди, и ее большие руки цепляются за меня.

- Волосы, - продолжает она. - У меня волосы сзади окажутся примяты.

Я вроде бы в курсе, что Брэнди скоро умрет, но в это по-прежнему трудно поверить.

Эви хлюпает носом все громче. Плюс к этому, сирены пожарных издалека коронуют меня Королевой Города Мигрени.

Ружье еще вращается на полу, но все медленней и медленней.

Брэнди рассказывает:

- Не так Брэнди Элекзендер хотела закончить жизнь. Сначала она мечтала еще стать знаменитой. Знаешь, перед смертью ей хотелось успеть попасть на телеэкран в перерыв розыгрыша Суперкубка, и отпивать обнаженной диетическую колу в замедленном показе.

Ружье останавливается, не указывая ни на кого.

Брэнди кричит хнычущей Эви:

- Заткнись!

- Сама заткнись! - орет Эви в ответ. Позади к ней медленно спускается огонь, пожирая лестничный ковер.

Сирены слышны отовсюду, скитаются и визжат по всему району Уэст-Хиллз. Люди готовы посбивать друг друга с ног за право позвонить 9-1-1 и стать великим героем. Никто с виду не готов к приезду большой съемочной группы, а ведь она прибудет с минуты на минуту.

- Это твой последний шанс, милая, - говорит Брэнди, а ее кровь заливает все вокруг. А потом:

- Ты меня любишь?

Именно этим вопросом ребята отбирают у тебя центр внимания зрителей.

Именно так ребята ловят тебя на лучшую фоновую роль.

Даже больше пылающего дома кажется огромное ожидание, - ожидание того, что я скажу три самых затертых слова, которые можно найти в любом сценарии. Те слова, которые для меня будто моральный онанизм. Просто слова - и все. Бессильные. Лексика. Диалог.

- Скажи, - повторяет Брэнди. - Это так? Ты правда любишь меня?

Все та же любительская манера, в которой Брэнди играла всю жизнь. Бесконечный непрерывный живой спектакль Брэнди Элекзендер, - правда, сейчас все менее и менее живой.

Маленьким сценическим действом беру руку Брэнди в свою. Милый жест; но потом я пугаюсь неприятностей от переносимой с кровью заразы, а тут, - бах! - потолок столовой рушится, искры с золой выплескиваются на нас из ее дверей.

- Даже если не можешь полюбить меня - расскажи историю моей жизни, - просит Брэнди. - Девушка не может умереть, пока вся жизнь не пронесется у нее перед глазами.

Похоже, мало у кого здесь совпадают эмоциональные потребности.

А потом огонь подбирается по лестничному ковру к голой заднице Эви, та с криком вскакивает на ноги и грохочет вниз по ступенькам на обгоревших высоких каблуках. Голая и безволосая, одетая только в золу и проволоку, Эви Коттрелл вылетает через парадный вход на большую публику: к свадебным гостям, серебру, хрусталю, к подъезжающим пожарным машинам.