|
А! Почтовые голуби… Какое они имеют сюда отношение? Может быть, их арестовывают, чтобы им не повадно было передавать секретные сведения, шпионить? А дальше? Неимущие… восстановление… Фернандо, несомненно, ошибся, и ему следовало спуститься во двор и начать все сначала. После полутьмы длинного коридора Фернандо с удовольствием вышел на свет, и движение толпы и даже вид черных машин были ему приятны. У входа, под сводами, он снова стал изучать указатель: лестница… этаж… отдел… – Signor! – раздался рядом с ним голос. – Мосье… Фернандо обернулся и увидел обращенный к нему взор, черный, горящий; огромные глаза, как бы покрытые лаком от слез. Глаза немножко косили, может быть, от этого казались они такими трогательными? Молодой паренек, почти ребенок, в берете, в светлом непромокаемом пальтишке. Губы его посинели от холода, потерявшие от худобы детскую округлость щеки были бледны. – Signor! – умоляюще повторил мальчик и с сильным иностранным акцентом продолжал по французски: – Я не знаю, как заполнить бумагу… Мне ее дали наверху… Я испортил бумагу и боюсь возвращаться… Дадут ли мне другую?… Если я ошибусь опять… Не можете ли вы мне ее заполнить? Он протянул Фернандо желтый лист. – Успокойся, – сказал Фернандо, – ты можешь, ничего не спрашивая, взять сколько хочешь таких листков прямо на столе. – Вы не можете мне ее заполнить, мосье? – Ну конечно… Но здесь неудобно, к тому же и холодно. Ну ну, не расстраивайся! Мы пойдем в кафе рядом, выпьем горячего грога, и я сделаю тебе черновик на этом листке. А потом ты поднимешься вместе со мной и аккуратно перепишешь все на другой листок… Чего ты плачешь? – Я раньше хорошо писал, signor, но теперь у меня болит рука… Он протянул руку к Фернандо: запястье распухло, на нем вздулась толстая синяя жила. – Отчего это у тебя? – Я работаю у красильщика, приходится целый день переворачивать ткани в котле… Врач сделал мне перевязку, и я не работал целую неделю… Но только приступил, опять все началось сначала! Хозяину придется меня рассчитать… – А где твои родители? Фернандо с его способностью переживать чужие несчастья уже страдал вместе с этим ребенком. – В Милане… Я приехал с одним рабочим каменщиком… Подручным… – горделиво сказал мальчик. – Тогда почему же ты работаешь у красильщика? И еще вот что, ты ведь несовершеннолетний, а наверху выдают бумаги только взрослым. Зачем ты пришел сюда? – Он упал с лесов. Я пришел за него. – За каменщика? Ничего не выйдет. Послушай, надо начать с того, о чем я только что говорил… грог и все прочее… Ну ка, пошли! Пока они объяснялись друг с другом, ужасающе коверкая каждый по своему французский язык, вокруг них люди входили и выходили, толкали и пихали их. Фернандо взял мальчика под руку, и они вышли на широкий тротуар перед Префектурой, пробрались между автомобилями, стоявшими здесь в несколько рядов, и вышли на Цветочный рынок. И вдруг это соседство цветов с Префектурой предстало перед Фернандо во всей своей необычности, которую он по новому осмыслил… Почти так же, как гвоздику на портрете Белояниса. Рынок был полон первых гиацинтов, кругом стоял их опьяняющий аромат… – Сейчас, мальчуган, – сказал Фернандо, – мы вместе напишем наше Demanda de cedula de residencia para extranjero… Domanda per il titolo di siggiorno di straniero… – повторил Фернандо на ломаном итальянском языке. |
