Спозаранку они
отправлялись на факультет, и когда Саша случайно оказывался дома в неурочный час, он едва улавливал за стеной бормотанье да шелест страниц.
Когда он возвращался поздно ночью, молодые соседи, должно быть, уже спали, а между их спальней и Сашей была комната, где они ели и где в нише
помещалась газовая плита.
Понадобилась перемена в ритме его жизни, чтобы Саша оказался дома, как раз когда у соседей были гости. В этот вечер у Саши была температура.
Мишу налила ему в термос горячей воды, чтобы он приготовил себе грог, ему пришлось позвонить в редакцию, предупредить, что он заболел, и,
изнемогая, задыхаясь, он поднялся на шестой этаж. Еще в коридоре он услышал музыку, смех и шум передвигаемой мебели: у соседей были гости.
Катастрофа!
Выпив крепкого грогу, Саша разделся и лег. Но рядом стоял такой крик и шум, что заснуть было невозможно. Вот когда Саша понял, что стена была
всего лишь тонкой дощатой перегородкой. Он слышал все так, как будто сидел за столом вместе с гостями. Это было похоже на радиопередачу, с той
разницей, что нельзя было повернуть ручку и выключить радио. Звон посуды, ножей и вилок… Передай мне сандвич с паштетом… Пирог на славу… Кто
принес эту бутылку, ну и хорошо вино… Легкий удовлетворенный шумок не прекращался. Саша задремал, но взрыв хохота заставил его подскочить. От
ярости он чуть не постучал им в стену, чтобы они замолчали. Но фосфоресцирующий циферблат его часов показывал всего девять, – они имели полное
право спокойно ужинать. Шум снова сделался однородным, но раз уже Саша проснулся, ему нечего было надеяться заснуть в девять часов, когда он
привык ложиться в три четыре часа утра… Он слышал, как голоса за перегородкой перекрещивались, смешивались… Какой то низкий бас перекрывал время
от времени все остальные голоса… А у одного из них голос ломался… Девушки… настоящий птичник. Саша различал щебечущий голосок Алисы, своей
соседки, он к нему уже привык, и бургундский выговор ее мужа – Жана, вернее, Жанно… У них там, наверное, полно народа. Неожиданно бас загудел
громче и заставил замолчать всех остальных.
– Говорю вам…
Но тот голос, который ломался, перебил его на высокой ноте:
– А я тебе говорю, что эпическая поэзия берет верх! Долой индивидуальную лирику! Нам нужны грандиозные темы! Пусть поэзия приведет нас к
сердцевине мира!…
Голос девушки:
– Ну, поехал! Опять ты со своей эпической поэзией…
– Ты никогда не даешь мне довести мысль до конца… Девушка:
– Доводи свою мысль до чего угодно, только постарайся кончить свои рассуждения до утра. И ты всегда перебиваешь Ролана, он хотел сказать…
Раздался общий смех по поводу чего то, чего Саша не видел, и кто то что то сказал, чего он не расслышал и на что мальчишеский голос взволнованно
ответил:
– Конечно! Если бы мне случилось изменить любимой женщине, я бы застрелился!
Смех, восклицания. Саша невольно улыбнулся.
И опять роскошный бас:
– Это очень здравая мысль, которая делает тебе честь, Пэпэ. Чего вы смеетесь? В прежние времена убивали женщину, которая изменила, или мужчину,
с которым она изменяла. Куда возвышеннее убить самого себя за измену Любви!…
– Браво, Ролан! Спасибо, Ролан!…
Разговор становился все оживленнее, и Саша не мог за ним уследить… Ломающийся голос продолжал отчетливо:
– …Вы никогда не даете мне довести мысль до конца… Моя эпическая поэма в четырех частях и двенадцати эпизодах об истории Сопротивления…
– В свободных стихах без каких либо помех!…
– Без рифм и смысла…
– Без конца и без начала!
– Без средств к существованию!
– Без смягчающих обстоятельств!
– Без критического начала…
Они кричали и смеялись все разом. |