Стивен вышел из лифта на втором этаже и обнаружил, что «Дорчестер», в котором он никогда раньше не был, оказался таким же традиционным, как и «Клэриджис», а пушистая ковровая дорожка в королевских, сине-золотых тонах вела к великолепно обставленному угловому номеру, выходившему окнами на Гайдпарк. Оказавшись в номере, Стивен плюхнулся в кресло, не зная, чего ждать теперь. Всё пошло не так, как они предполагали.

Жан-Пьер томился в галерее, Джеймс сидел в баре отеля, Робин прогуливался в пятидесяти метрах от входа в отель перед зданием «Барклейс-бэнк» на Парк-лейн, занимавшем особняк в псевдотюдорском стиле.

Портье просмотрел список постояльцев:

— Да, сэр. Он вас ожидает?

— Нет, но мне нужно перекинуться с ним парой слов по внутреннему телефону.

— Пожалуйста, сэр. Если вы будете так любезны и пройдёте в вон тот небольшой проход слева от вас, там вы найдёте пять телефонов. Один из них внутренний.

Харви сделал, как было сказано.

— Соедините с номером сто двадцатым, — сказал он сидевшему в кабинке оператору в зелёной дорчестерской униформе, с вышитым золотом замком на лацканах куртки.

— Пройдите, пожалуйста, в первую кабинку, сэр.

— Мистер Дроссер?

— Слушаю, — ответил Стивен, с большим трудом вспоминая свой немецкий акцент.

— Меня зовут Харви Меткаф. Мне хотелось бы подняться к вам и перекинуться парой слов. Это по поводу Ван Гога, которого вы купили сегодня утром.

— Мне немного неудобный в настоящий момент. Собираюсь принять душ, и у меня назначено свидание.

— Я задержу вас не дольше чем на несколько минут.

Прежде чем Стивен успел ответить, в трубке щёлкнуло и замолчало. Через несколько секунд раздался стук в дверь. От волнения у Стивена подкосились коленки. К счастью, он успел переодеться в белый дорчестерский халат; его темно-русые волосы были растрёпаны и темнее обычного. Это все, что он смог придумать за такой короткий промежуток времени: первоначально его встреча лицом к лицу с Харви не предполагалась.

— Простите за вторжение, мистер Дроссер, но я должен был срочно повидаться с вами. Мне известно, что в галерее Ламанна вы купили картину Ван Гога. Но вы же сами дилер. Может, согласитесь продать её с хорошими комиссионными?

— Нет, спасибо, — ответил Стивен, впервые за день почувствовав себя непринуждённо. — Я хотел Ван Гог для моей галереи в Мюнхен много лет. Простите, мистер Меткаф, он не для продажи.

— Послушайте, за это полотно вы заплатили 170000 гиней. Сколько это в долларах?

— Где-то 435 000.

— Давайте я плачу вам 15000 долларов, а вы переуступите картину мне. Все, что от вас требуется, — это позвонить в галерею и сказать, что картина теперь моя и я уплачу по счёту.

Стивен сидел молча: как бы закончить операцию, не испортив её. «Думай как Харви Меткаф», — приказал он себе.

— 20 000 наличные — и картина ваш.

Харви заколебался. Ноги Стивена опять ослабели.

— По рукам, — сказал Харви. — Сейчас же звоните в галерею.

Стивен поднял трубку:

— Соедините меня с галерея Ламанна на Бонд-стрит так быстро, как можно, — я спешить на свидание на ленч.

Через несколько секунд в трубке послышался голос Жан-Пьера:

— Галерея Ламанна.

— Я хотел говорить мистер Ламанн.

— Ну, наконец-то, Стивен. Как ты там?

— А-а, мистер Ламанн, это герр Дроссер. Вы помните, я был ваша галерея сегодня утро.

— Конечно помню, идиот. Что ты там болтаешь, Стивен? Это же я — Жан-Пьер.