И только великолепная, висевшая над мраморным камином картина Уилсона Стиера, изображавшая деревенскую площадь во Франции, исправляла впечатление.
Из огромного окна взгляду Робина открывался вид на Бодлеанскую библиотеку.
— Добрый день, вице-канцлер.
Робин обернулся:
— А, профессор, добрый вечер. Входите, пожалуйста.
— Вы помните мистера Меткафа?
— Конечно. Рад вас видеть, мистер Меткаф. — Робина даже передёрнуло. Ему ещё никогда не хотелось так сильно оказаться дома, как сейчас. Несколько минут они поговорили ни о чём.
Раздался стук, и в комнату вошёл Жан-Пьер:
— Здравствуйте, секретарь.
— Здравствуйте, вице-канцлер и профессор Портер.
— Разрешите представить вам мистера Харви Меткафа.
— Здравствуйте, сэр.
— Уважаемый секретарь, не хотели бы немного…
— Где этот молодой человек? Где Меткаф?
Все трое обернулись и замерли в изумлении, глядя на девяностолетнего старика, с трудом передвигавшегося на костылях. Проковыляв к Робину, старик подмигнул ему, поклонился и громко сказал брюзгливым голосом:
— Добрый день, вице-канцлер.
— Здравствуйте, Хорсли.
Джеймс приблизился к Харви и слегка ткнул его костылём, будто проверяя, не чудится ли ему.
— А я читал о вас, молодой человек.
Харви уже лет тридцать никто не называл молодым человеком. Компаньоны с восхищением смотрели на Джеймса. Они не знали, что на последнем курсе университета он сыграл в пьесе Мольера «Скупой» и зал бурными овациями не отпускал его со сцены. Его казначей был примитивным повтором Гарпагона, но, пожалуй, даже Мольер остался бы доволен его игрой. Джеймс продолжил:
— Вы были чрезвычайно щедры к Гарварду.
— Приятно, что вы знаете об этом, сэр, — почтительно произнёс Харви.
— Не называйте меня «сэр». Вы мне сразу понравились. Зовите меня просто Хорсли.
— С удовольствием, Хорсли, сэр, — выпалил Харви.
Компаньоны с большим трудом сохраняли серьёзные лица.
— Ну-с, вице-канцлер, — Джеймс был неподражаем, — надеюсь, вы заставили меня протащиться через весь город не ради вашего удовольствия. Что у вас здесь? И где мой херес?
Стивен испугался, что Джеймс переигрывает, но, взглянув на Харви, понял, что тот просто очарован происходящим. Возможно ли, чтобы такой искушённый в определённой области человек был таким совершенно беспомощным в другой? До него только сейчас начало доходить, как за последние двадцать лет Вестминстерский мост продали, по крайней мере, четырём американцам.
— Мы весьма надеемся, что мистер Меткаф заинтересуется проектами нашего университета, вот я и подумал, что присутствие хозяина университетского сундука просто необходимо.
— А что за сундук? — спросил Харви.
— Так называют университетское казначейство, — пояснил Джеймс громким, убедительно старческим голосом. — А вот, почитайте! — Он сунул в руку Харви «Оксфордский университетский календарь», который тот мог бы и сам купить в книжном магазине за два фунта, как это только что сделал Джеймс.
Стивен терзался, какой следующий шаг ожидается от него, но тут инициативу перехватил Харви.
— Джентльмены, я хочу сказать, что горжусь моим присутствием здесь, да ещё в такой день. Для меня это невероятно счастливый год. Я посетил Уимблдон, когда турнир выиграл американец. Я, наконец, приобрёл Ван Гога. В Монте-Карло чудесный хирург спас мне жизнь. И вот теперь здесь, в Оксфорде, меня окружает сама история. Джентльмены, мне доставило бы огромное наслаждение, если бы я связал своё имя с вашим знаменитым университетом. |