В одном из его отелей на Майорке полиция, следящая за наркоторговцами, на время поместила камеры именно в рамах зеркал, и один из оперативников объяснил Морту — это самое удобное место, чтобы запечатлеть лицо преступника. Ведь зеркало для того и создано, чтобы в него смотреться…

Морт стянул с себя рубашку и небрежно отшвырнул ее в сторону крючка возле зеркала. К счастью, попал, рукав рубашки заслонил глазок камеры, так что осталось только задрапировать его потщательнее. После этого, включив еще и душ, чтобы заглушить возможную прослушку, Морт повернулся к Фиджи и с изумлением заметил, что она несколько скованно замерла у самой двери, явно отводя глаза…

Он решительно шагнул к ней, приподнял согнутым пальцем подбородок и зловещим шепотом изрек:

— Если все эти штучки рождены только твоим воспаленным воображением, Фиджи Стивенс, то я… я утоплю тебя в ванне!

Фиджи чувствовала себя отвратительно. То есть физически-то все было прекрасно, она даже выспалась, как это ни удивительно, но вот ее моральное состояние было буквально на грани.

Вид обнаженного торса Морта Вулфа оказался той самой соломинкой, которая сломала спину верблюда. После запечатленных на виртуальном листе бумаги эротических переживаний героини будущей колонки и в особенности после создания зубодробительного и душещипательного отрывка из романа о пирате Морте и блондинке Аннабел Ли Фиджи всю ночь снились горячие и абсолютно бесстыжие сны.

В них фигурировали смятая постель, скудно одетая Фиджи Стивенс и много-много голого Морта Вулфа, который то и дело освобождал скудно одетую Фиджи Стивенс от остатков одежды и заваливал на смятую постель в самых разнообразных позициях. Честно говоря, во сне она даже удивилась тому, как много информации смогла почерпнуть из похабного буклета. Ведь в жизни и наяву ей эти позиции принимать не приходилось ни разу…

Она проснулась с пылающими щеками, судорожно стиснутыми кулаками и абсолютно изнасилованной подушкой, зажатой между ног, после чего с возмущением сбросила с себя истерзанный пеньюар, сняла серьги и колье, немилосердно впивавшиеся ей в шею и уши на протяжении всей ночи, и уже собиралась пойти в душ, как вдруг дверь распахнулась, и на пороге спальни предстал ее сон во плоти, Морт Вулф собственной персоной, только одетый — и еще более соблазнительный, чем во сне.

Естественно, она завизжала. А кто бы не завизжал?

Потом вернулись воспоминания о прослушке, обо всем подозрительном, что она уже успела выяснить, и Фиджи попыталась взять себя в руки, но как можно держать себя в руках, находясь в тесном замкнутом пространстве с полуголым мужиком, которого только что видела во сне…

Кстати, во сне он был гораздо менее сексуален. Во сне Морт походил на какого-то… Кена, дружка Барби. Наяву же от него веяло настоящей, живой, грубой силой, смуглая кожа источала дразнящий аромат лимона и мяты, смешанных с морским бризом, — его одеколона, которым он пользовался с юности. Во всяком случае, Фиджи мгновенно вспомнила этот запах и связанную с ним картину: аккуратно причесанная черноволосая голова Вулфа склоняется над дрожащей и потной ручонкой маленькой Фиджи Стивенс, и ноздри щекочет запах лимона и мяты, смешанных с морским бризом…

А еще у него оказались мощные широкие плечи, грудь, и живот античного бога, и завитки темных волос, из широкого треугольника на груди превращающиеся в узкую дорожку, скрывающуюся под ремнем джинсов; мускулистые руки и очень красивые, длинные пальцы музыканта; гордая, крепкая шея — и изумительно красивое лицо. Фиджи не смогла бы отвести от него глаз по доброй воле и потому старательно отворачивалась, но Морт был слишком близко, опасно близко, и она вновь и вновь пожирала его глазами.

Смешно — она и не помнила, как он красив. То есть… помнила, конечно, но только в общих чертах.