Охотник.  Карманным фонариком я бы это не назвал. Эта вещь предназначена скорее для того, чтобы отправлять на тот свет. Тут из лесного мрака выплывают существа, которые думают, что они порождают живую духовную жизнь, но все это для меня ничто! Для меня это не препона! Разум на дороге длиной с автогоночную трассу борется с псом веры, у которого всегда есть свобода действий, вой, ор, клокот, хрип, рычанье, – жаль, что я не могу это вам продемонстрировать, но я не держу у себя охотничью собаку, она мне не нужна. Стало быть, с обоих летят клочья, торговый дом «Духовная жизнь» открыт, вы получите там тесемки для тапочек и балахон для молитвы, равно как и кусок земли размером пятьдесят сантиметров на пятьдесят, это основа для необоснованной правды, теперь она принадлежит вам – даже если вам, может быть, захочется дать ей совсем новое обоснование, а мое окажется совсем ненужным, хотя она, как говорят, – последний имеющийся в наличии экземпляр. Ну, и кто же победитель в борьбе товара против основы, веры против разума? ЗВЕРЬ. Получивший наивысшее доказательство своего мнимого уровня, пока не появится еще более весомое. Еще теплится крохотный огонек бытия, во тьме воскресного вечера еще появляется в конце каждой недели женщина призрак в ночной сорочке, простите, что я не могу лучше описать вашу одежду, но это неважно, ночь пронизывает все, и сейчас я подарю ее вам. (Убивает Белоснежку из ружья. Обращаясь к трупу.) Не были ли вы одной из этих женщин, которые дают миру только киношные образы, потому что они хотят выглядеть как один из них? Которые боятся жизни? Смерти бояться вовсе не имело смысла, ее приход я вам гарантировал. Вы были всего лишь девочкой, бегавшей босыми ножками по траве, которая для этого была слишком холодна. В саване покойника по лесу не побегаешь. В вашем случае это было все же практичнее, вам необязательно сразу снимать одежду. Мне все равно, я, как уже говорилось, в женщинах и в капризах их моды ничего не понимаю. Во всяком случае, это трофей, который я оставляю. Я только отнял у нее время, его должно было хватить, это и было в ней самое опасное. Еще пять минут, и я бы позволил, быть может, себя уговорить и стать меньше, чем я есть. Теперь она, само собой разумеется, совершенно беспомощна, ибо ничто не страшится красоты больше, чем время. Не надо засыпать ее землей. Это было бы слишком легким покровом. (Берет ружье на плечо и уходит.)

Позади него появляются семеро гномов и окружают Белоснежку.

Семеро гномов.  Это на нее похоже. Она умирает, добрая душа. Могла бы найти нас вовремя, если бы не держала туристскую карту вверх ногами. То, что красота принимала за долины, в действительности были горы. Только доброта может двигать горы, иногда и вера, красота же наверняка делать это не в состоянии. Она может промахнуться на несколько миль, даже если этих гор будет семь. Горы были там, где они стояли всегда, лишь красота была, к сожалению, не там, где надо. Впрочем, какая разница? Так или иначе, нам остается работа. Мы всегда должны быть энтузиастами и убирать мусор за остальными. Иногда мы думаем, что сами бы охотно отправились на тот свет, чтобы другие хоть разочек взглянули на таких веселых типов, как мы, и поняли, что смерть вовсе не такая веселая штука, как они, очевидно, это себе представляли.