И пухла папка, в которую я складывал письма.
Мне иногда говорят, что, не посвяти я этому странному, на взгляд обывателя, „эксперименту“ столько сил и времени (и это наряду с напряженной основной работой, ответственными общественными нагрузками, заочной учебой во втором вузе), я, с моими двумя дипломами и послужным списком бессменного комсомольского и партийного активиста, мог бы сделать отличную карьеру в хорошем смысле этого слова. То же самое и с „обычной“ семьей. Ведь отнюдь не какая-то неполноценность, не опасения остаться старым холостяком толкнули меня на создание некоего „суррогата“ семейной общности. Я совсем не выгляжу уродом и, насколько мне известно, способен внушать симпатии женщинам самых разных возрастов. В иные моменты мне и самому очень не хватает самого единственного, самого неповторимого, самого близкого человека, а в придачу еще одного-двух родных маленьких человечков. Более того, я постоянно надеюсь, что и это у меня впереди, было бы здоровье и время.
Но когда вслед за этим я думаю о том, что в разных концах страны есть десяток людей, которые уже сегодня мне ближе, чем иные самые близкие, кровные родственники, в домах которых я едва ли не самый желанный гость (гак же как и они для меня), я прихожу к выводу: одного того, что мы есть друг у друга и что наша жизнь стала от этого намного богаче, достаточно, чтобы считать все эти годы прожитыми мною не напрасно. И я, с моей усидчивостью, целеустремленностью, волей, не имея в активе ни кандидатской диссертации, ни элементарных атрибутов материального благополучия после 12 лет работы на Севере, мог бы уже сейчас умереть со спокойной совестью, хотя конечно же с неутоленной жаждой жизни.
Ну, а пока… Вот снова в течение последнего месяца я снял со сберкнижки весь свой НЗ — около тысячи рублей — и раздал моим приемным родственникам: потому что один из них играл свадьбу (а ведь каждому хочется, чтобы такое событие прошло не хуже, чем у других); другой получил единственную возможность сделать покупку, о которой давно мечтал: а третий просто не рассчитал своего бюджета в длительной командировке — с кем не бывает! На книжке у меня осталась пятерка, а с 27 рублями я лечу в Сыктывкар на пленум общества „Знание“. Лечу совершенно спокойный, зная, что и там есть мне близкие люди, которые постараются сделать для меня все, что может оказаться нужным в дальней командировке. Так было всегда… Так — теперь уже командировка позади — случилось и на этот раз.
Вот, собственно, и все. Конечно, сумбурно и запоздало. Но если я не выговорюсь вот так, найдя неожиданный повод, мой душевный (житейский) опыт может пропасть бесследно. А он, как мне кажется, может оказаться полезным; он, по крайней мере, побуждает задуматься всех тех, кто всерьез мечтает готовить себя к вступлению в коммунистическое общество.
На то ведь мы и коммунисты.
Рабочий Иван Черногорский: мой сад!
«Хочу обратиться к Вам с вопросом, который не дает мне покоя. Лет пятнадцать назад посадил я на крутом, бесплодном склоне растущего оврага сто штук деревьев яблонь и груш. Я знал прекрасно, что в интересах страны и народа следует бороться с наступающими оврагами, и решил посадить сад. Приближалось столетие годовщины рождения В. И. Ленина, и я посадил именно сто деревьев в честь вождя трудового народа.
Пять раз сад погибал, уничтожали люди, козы, зайцы, мороз… Я снова сажал сад. Если среди вас есть человек, который понимает землю, мир растений, он поймет, как было трудно пять раз садить в поле сад.
И вот в защиту ленинского сада появилась статья в газете „Вечерний Харьков“, и однажды, собрав два ведра мичуринских слив, я привез их на стол редакции. Спасибо вам, добрые люди, что поддержали, примите мой скромный подарок. Все, что созревает в том саду, я раздаю людям, да они и сами не стесняются брать, ведь сад выращен для них, людей. |