Я тоже влюблялась и, как видишь, жива и здорова.
— Рада за тебя, — процедила я сквозь зубы.
— Нельзя быть такой скрытной, — вступила Дениза со своей партией, — мы же подруги. И ничего от тебя не скрываем. Признайся, влюбилась?
— Ох, — застонала я, — я устала. Мне плохо.
— Он тебя обидел, да? — на лице Марселлы появилось искреннее участие, — каков наглец. Конечно, тебе плохо. Мне бы тоже было плохо.
— Да тут любому станет плохо, — заключила Дениза.
Меня уже и вправду начало мутить. Еще немного — и они смогут убедиться, как именно мне плохо.
— Я вас умоляю, пожалуйста, уйдите, хорошо?
— Мы не уйдем, пока ты не признаешься, — не согласилась Дениза.
— Ну хватит, — возразила Марселла, — ей и в самом деле нужно побыть одной. Может быть, она хочет поплакать. Но Сюзон, потом ты нам расскажешь?
— Непременно, — подтвердила я, глядя, как они продвигаются к двери.
Неужели, они уходят? Или мне мерещится? Я пообещала бы им все, что угодно, лишь бы они ушли и оставили меня в покое.
— Пойдем, — Марселла потянула Денизу за руку.
Та ободряюще мне подмигнула и открыла дверь.
Девушки вышли в коридор, я уже облегченно перевела дух, но не тут-то было. В самую последнюю минуту дверь приоткрылась, в щель заглянула Дениза и шепотом спросила:
— Скажи хотя бы, как его зовут?
— Пойдем, Дениза, — Марселла вытащила подругу в коридор и плотно закрыла дверь.
Спасибо и на том.
Ох, уж эти вездесущие подруги, сующие всюду свои любопытные носы! Ну, что я им сделала? Почему они выдумывают такие гадости обо мне?
Я подошла к столу, налила в стакан воду из графина и выпила ее залпом.
Последнюю неделю я чувствовала себя неважно. Была вялой и слишком рассеянной. До такой степени, что сидя за столом, забывала, поела я уже или нет. Это не могло закончиться добром. На меня уже начинали косо подглядывать. Впрочем, я и раньше считалась самой странной из всех фрейлин, которые были, есть и будут служить принцессе. Я вела себя нетипично для фрейлины, которые должны выполнять пожелания ее высочества, всюду приглядывать и наблюдать. А еще, большинство девушек, попадающих на службу к принцессе, весьма успешно принимали участие во всевозможных дворцовых интригах. Рассеянность для этого не подходит. Я же являла собой совершенно противоположный образ. Это за мной следовало приглядывать, чтобы я не выкинула что-нибудь по рассеянности. Так что, неудивительно, что меня всегда считали странной. Странно только одно: почему меня до сих пор не выгнали со службы. Вот, это загадка так загадка.
В конце недели мне выпала очередь почитать принцессе перед сном. Она вызвала только меня одну. Мне бы насторожиться, но я ни на мгновение ни усомнилась.
Я читала книгу, а принцесса сидела перед зеркалом и причесывалась, хотя обычно это делала одна из нас.
— Мадемуазель де ла Фонтэн, — вдруг сказала она.
Достаточно громко. Но надо знать мою рассеянность, я просто не обратила на это внимания, продолжала читать до тех пор, пока случайно не подняла на нее глаза и не увидела, что принцесса развернулась ко мне и смотрела в упор.
Я уронила книгу на пол, потом подняла ее и сунула подмышку.
— Д… да, ваше высочество?
— Вы вообще когда-нибудь слышите, что вам говорят?
— Да… м-м-м… конечно… чаще всего…
Я замялась, не зная, что добавить еще. Ясно, что мне неспроста задали этот вопрос.
— Чаще всего? Это интересно. Потому что, меня вы чаще всего не слышите. |