|
На склоне расположились двое. Они с интересом наблюдали, как занимается пламя. – Знаете, мистер Вандемар, – сказал тот, что пониже, – это будет великолепнейший пожар! – Он ткнул грязным пальцем в сторону монастыря. – Впрочем, полагаю, его обитатели, по понятной причине, не смогут в полной мере оценить великолепие зрелища. – Потому что погибнут раньше, мистер Круп? – уточнил второй, пережевывая крупные куски мяса, которые он отрезал от тушки щенка. – О да, intelligenti pauca[2]! Ты правильно понял, мой мудрый друг: они все умрут раньше. Сразу скажу, собеседников трудно спутать. Во-первых, мистер Вандемар на две с половиной головы выше мистера Крупа. Во-вторых, у мистера Крупа глаза бледно-голубые, а у мистера Вандемара – карие. В-третьих, у мистера Вандемара на правой руке четыре кольца в форме вороньих черепов. Мистер Круп же не питает страсти к украшениям. В-четвертых, мистер Круп любит красиво говорить, а мистера Вандемара больше интересует еда. Налетел порыв ветра, и пожар разгорелся сильнее. – Не люблю пауков, – сообщил мистер Вандемар. – Невкусные. Послышался пронзительный вопль, и крыша здания с грохотом обвалилась, а пламя охватило стены. – Похоже, не все умерли до пожара, – заметил мистер Круп. – Ну, теперь-то уж все, – сказал мистер Вандемар, отрезая себе еще сырой собачатины. Обед он нашел в канаве по дороге к монастырю. Вот что значит шестнадцатый век! – Что теперь? Мистер Круп ухмыльнулся. Зубы у него были страшнее, чем у покойника. – Теперь – на четыреста лет вперед, – объявил он. – В Нижний Лондон. Мистер Вандемар проглотил информацию вместе с мясом щенка. – А там чего? Убивать? – О да! – кивнул мистер Круп. – Убивать – это непременно! Посвящается Ленни Генри, моему другу и коллеге, без которого эта книга просто не появилась бы, а также Меррили Хейфец, другу и агенту, с которой все идет так, как надо …Меня в Лес святого Иоанна дуриком не заманишь: я испугаюсь. Испугаюсь нескончаемой ночи среди мрачных елей, кровавой чаши и хлопания орлиных крыльев[3]. Г. К. Честертон. Наполеон Ноттингхилльский Коли нищему ты башмаки отдавал В эту ночь и за годом год — Надевай башмаки – твой путь между скал, И Христос твою душу возьмет. В эту ночь, да-да, в эту ночь, И сейчас и на год вперед. Свечи горят, поленья трещат, И Христос твою душу возьмет. Коли с нищим делил ты свой хлеб и кров, В эту ночь и за годом год, Адский огонь не сожжет башмаков, И Христос твою душу возьмет. Погребальная песнь (отрывок)[4] Пролог Накануне отъезда в Лондон Ричард чувствовал себя скверно. Вечер начался неплохо. Он получил кучу открыток с трогательными напутствиями, знакомые дамы – вполне симпатичные – горячо обнимали его на прощанье, друзья советовали держать ухо востро в «этом жутком городе» и подарили белый зонт с картой лондонского метро, который купили вскладчину. Первые две кружки пива тоже были ничего, но дальше… с каждым следующим глотком ему делалось все тоскливее… В итоге Ричард оказался на улице. Он сидел на тротуаре перед пабом в шотландском городишке и прикидывал: стошнит его или нет. Да, Ричарду было совсем не весело. Внутри, в пабе, друзья шумно праздновали его отъезд, и в их веселье мерещилось что-то зловещее. |
