Внутри, в пабе, друзья шумно праздновали его отъезд, и в их веселье мерещилось что-то зловещее. Ричард крепче сжал сложенный зонтик и невольно подумал, что переезд на юг, в Лондон, может оказаться большой ошибкой.
– Гляди, милый, – послышался надтреснутый старушечий голос, – глазом не успеешь моргнуть, как прогонят ко всем чертям… А то и за решетку упекут. Это запросто. Ну, ты как?
Ричард встретился взглядом с бабкиными проницательными глазками, утопавшими по бокам длинного птичьего носа.
– Да… ничего.
Он выглядел совсем мальчишкой – с чистой белой кожей, темными волнистыми волосами и огромными ореховыми глазами, которые смотрели растерянно, будто его застали врасплох. Эта растерянность и делала Ричарда привлекательным (хотя сам он удивлялся, что девушки в нем находят).
На грязной физиономии старухи мелькнула улыбка.
– На, возьми. – Она сунула ему пятьдесят пенсов. – Давно на улице?
– Нет-нет, я не бездомный, – смущенно забормотал он, пытаясь вернуть монетку. – Возьмите. Мне не надо. Я только вышел на минутку. Между прочим, завтра уезжаю в Лондон, – зачем-то сообщил он.
Она смерила его подозрительным взглядом и забрала монетку. Пятьдесят пенсов исчезли в складках кофт и платков, в которые она была обмотана.
– Бывала я в Лондоне. Я там замуж вышла. Но он оказался подлецом. Говорила мне мать: выходить надо за своих, но я была молодая, красивая – теперь-то по мне не скажешь, – и я его любила…
– Не сомневаюсь, – пробормотал Ричард, окончательно смутившись.
Тошнота постепенно отступала.
– Ну, ничего хорошего из этого не вышло. Я сама нищенствовала – знаю, каково это. Вот и подумала, что ты тоже. Тебе зачем в Лондон-то?
– Я нашел там работу, – с гордостью сообщил он.
– Что за работа?
– Э-э… инвестирование.
– А я была танцовщицей, – заявила старуха и неуклюже затопала по тротуару, фальшиво напевая себе под нос.
Наконец, качнувшись из стороны в сторону, как игрушечный волчок перед тем, как остановиться, она замерла перед Ричардом.
– Покажи ладонь. И я скажу, что тебя ждет.
Он дал ей руку. Она крепко в нее вцепилась, посмотрела и вдруг заморгала, как сова, подавившаяся мышью.
– Тебя ждет дальняя дорога… – проговорила она.
– В Лондон, – подсказал Ричард.
– Нет, не в Лондон… – старуха задумалась. – По крайней мере, не в тот Лондон, где я бывала. – Начал накрапывать дождь. – Ничего не понимаю… Но начнется все с дверей.
– С дверей?
Она кивнула. Дождь усилился, тяжелые капли глухо застучали по крышам и по асфальту.
– Ну да. На твоем месте я бы поостереглась дверей.
Ричард поднялся на ноги и пошатнулся.
– Ладно, – сказал он, плохо представляя, что в таких случаях говорят. – Буду остерегаться дверей. Спасибо.
Дверь паба распахнулась, и на улицу вырвались свет и смех.
– Ричард, ты там живой?
– Живой. Иду.
Старуха уже ковыляла по узкой улице под проливным дождем – потоки воды стекали с одежды. Ричарду захотелось что-то для нее сделать. Только что? Денег ей не дашь. Он бросился вдогонку. Ледяные струи хлестали по лицу.
– Возьмите, – сказал он, лихорадочно нашаривая кнопку. С легким хлопком зонт раскрылся, и над ними расцвела карта лондонского метро: каждая линия своего цвета, все станции подписаны.
Старушка взяла зонт и благодарно улыбнулась.
– У тебя доброе сердце, – проговорила она. |