С утверждением, что следует водворить порядок в Петрограде, не спорили. Здесь было полное согласие. Но как этого добиться – мнения расходились. Некоторые полагали, что следует послать верные части для восстановления спокойствия силой; другие же, а таких с каждым часом становилось все больше, склонялись к мысли о необходимости пойти на уступки Думе и согласиться на создание правительства по ее усмотрению. Надежда, что создание кабинета из общественных деятелей положит конец смуте, рождала осторожный оптимизм. Они еще не ведали, что смерч русского бунта, «бессмысленного и беспощадного», ничем уже нельзя остановить.

В 8 часов вечера 27 февраля начался последний царский обед в Ставке. Император появился за несколько минут до назначенного времени. На нем рубаха защитного цвета, лицо серое, настроение подавленное. В полном молчании обошел присутствующих и пригласил всех к столу. Рядом с ним находился герой военной кампании в Галиции, известный боевой генерал Н. И. Иванов. Сама трапеза мало кого занимала. Все прислушивались к разговору Николая II с Ивановым. Как всегда, первым встал из за стола император, сделав общий поклон, удалился в свой кабинет. Стали расходиться и остальные. Генерал Иванов остановил нескольких членов Ставки и сообщил, что государь распорядился, чтобы он отправился с батальоном георгиевских кавалеров и некоторыми другими частями в Царское Село, а затем – в Петроград для восстановления порядка. Отбыть он должен был этой же ночью. Вскоре стало известно, что императором послана телеграмма М. В. Родзянко с согласием на создание ответственного министерства и отдано распоряжение о подготовке к отъезду. После полуночи Николай II перебрался из губернаторского дома в свой поезд, отбывший в 5 часов утра 28 февраля из Могилева в Петроград.

Маршрут пролегал через Смоленск – Лихославль – Тосно на Царское. В Вязьме были после полудня, и царь послал телеграмму жене: «Мысленно постоянно с тобою. Дивная погода. Надеюсь, что вы себя хорошо чувствуете. Много войск послано с фронта. Сердечнейший привет. Ники». В Лихославль прибыли вечером, и здесь Николай II получил весточку от Аликс о том, что у них все спокойно. В 21 час 27 минут телеграфировал в Царское: «Благодарю за известие. Рад, что у вас благополучно. Завтра утром надеюсь быть дома. Обнимаю тебя и детей, храни Господь. Ники». На всех станциях царило полное спокойствие и порядок. Раскаты петроградской грозы не докатились еще до глубины России. Царь со всеми был ровен, сдержан и ничем не выдавал своих глубоких внутренних переживаний. Он непрестанно думал о своих близких, о судьбе России и династии.

Какое тяжелое время мы переживаем! Как невыразимо горько сознавать то ненормальное положение, в котором мы все очутились. Он всегда берег не просто самодержавную власть, а Россию, и где уверенность, что перемена правления даст спокойствие и счастье народу? Но Богу было угодно послать это новое испытание, и надо со смирением подчиниться Его святой воле! Во имя мира и благополучия следует согласиться с требованием Думы. Как мало верных, надежных людей, на которых можно положиться, и не у кого спросить совета. Волнения приняли характер бунта, и он не в силах им противодействовать. Уже многие месяцы против него, но особенно против Аликс, велась пакостная агитация, доходившая до утверждений, что император и его жена находятся якобы в тайных сношениях с Вильгельмом и даже собираются заключить за спиной народа сепаратный мир с Германией! Почему в наши с Аликс добрые намерения никто не верит? Но все будет так, как будет, и как угодно Всевышнему.