С января 1893 года цесаревич служил в должности командира 1 го («царского») батальона лейб гвардии Преображенского полка. Очень дорожил службой, безусловно исполнял требования уставов, весь «воинский артикул». Его непосредственный начальник – командир Преображенского полка великий князь Константин Константинович – записал в своем дневнике 8 января 1893 года: «Ники держит себя совсем просто, но с достоинством, со всеми учтив, ровен, в нем видна необыкновенная непринужденность и вместе с тем сдержанность; ни тени фамильярности и много скромности и естественности». Прошел год, и впечатления командира не изменились: «Ники держит себя в полку с удивительной ровностью; ни один офицер не может похвастаться, что был приближен к цесаревичу более другого. Ники со всеми одинаково учтив, любезен и приветлив; сдержанность, которая у него в нраве, выручает его».

Никто не знал, когда наступит срок воцарения старшего сына Александра III. Не знал этого и сам Николай Александрович. Но мысль о том, что ему в будущем грядет невероятно тяжелая и ответственная царская ноша, как позже признался, повергала его в ужас. Никогда и ни с кем, ни письменно, ни устно, цесаревич ни разу не затронул эту тему. Он старался об этом не думать и делал то, что ему надлежало делать. В 1890 году окончились его учебные занятия, «раз и навсегда», как заметил в дневнике. Дальше ждала регулярная военная служба и участие в деятельности государственных учреждений.

Присутствие в заседаниях Государственного Совета и Комитета министров расширяло кругозор и, хоть эти «сидения» удовольствия не доставляли, но позволяли многое и многих узнать и понять. В январе 1893 года был назначен председателем Комитета Сибирской железной дороги, в ведение которого входили все вопросы по сооружению самой протяженной в мире железнодорожной магистрали. А еще раньше, в ноябре 1891 года, цесаревич возглавил Особый комитет для помощи нуждающимся в местностях, постигнутых неурожаем. В тот год в ряде губерний наблюдался сильный недород и положение крестьян там сделалось критическим. В видах оказания им поддержки и был учрежден вышеназванный орган, нацеленный на организацию помощи нуждающимся. Комитет собирал частные благотворительные пожертвования со всей России и распределял их по районам, охваченным бедствием.

Цесаревич тогда понял, как много в повседневной русской жизни нераспорядительности, халатности, преступного безразличия. Его, человека, ревностно исполнявшего свой долг, поражала легкомысленная бездеятельность многих должностных лиц, игнорирование своих обязанностей. Летом 1892 года, когда на восточные районы Европейской России стало надвигаться бедствие – холера, в письме великому князю Александру Михайловичу заметил: «А холера то подвигается медленно, но основательно. Это меня удивляет всякий раз, как к нам приходит эта болезнь; сейчас же беспорядки. Так было при Николае Павловиче, так случилось теперь в Астрахани, а потом в Саратове! Уж эта русская беспечность и авось! Портит нам половину успеха во всяком деле и всегда и всюду!».

С ранних пор Николай Александрович испытывал большую тягу к театру, его особенно увлекали музыкальные и балетные спектакли. Интерес к драматическому искусству у него пробудился позже. Незамысловатые оперетты, комедии положений веселили и развлекали. Но и большие, серьезные вещи волновали и запоминались. В пятнадцатилетнем возрасте, 6 февраля 1884 года, был на премьере в Мариинском театре и вечером записал: «В половине восьмого поехали в Большой театр, где давалась в первый раз опера Чайковского «Мазепа». Она мне совершенно понравилась. В ней три акта, все одинаково хороши, актеры и актрисы пели превосходно». Музыка Петра Ильича Чайковского вообще была особенно им почитаема. Он навсегда остался любимейшим композитором.

Театр являлся непременным атрибутом жизни, увлечением, которое не прошло с годами.