Вот, например, поздней осенью 1900 года, когда Николай II серьезно заболел брюшным тифом в Ливадии. Мать тогда находилась в Дании, но, получив известие, сильно обеспокоилась. Немедленно в Крым из Копенгагена полетели телеграммы, где настоятельно рекомендовалось выписать врачей из Европы и содержалась просьба сообщить, когда ей приехать. Но Аликс сделала все по своему. Она лишь сухо поблагодарила, но приглашения не последовало. Эта холодная деликатность была оскорбительна, но Мария Федоровна не нагнетала страсти.

Нет, формально Александра Федоровна вела себя безукоризненно: она писала свекрови письма, наносила ей визиты, передавала приветы, непременно поздравляла с праздниками, не роптала, когда шла сзади нее на торжественных церемониях. Но Мария Федоровна чем дальше, тем больше убеждалась, что невестке она не нужна, что та тяготится ее присутствием и не расположена продолжать общение дольше приличествующего. Жена сына не искала сближения. Вдовствующая царица платила ей тем же. Это так не походило на отношения, сложившиеся у самой Марии Федоровны со своей свекровью, императрицей Марией Александровной.

Александра Федоровна, любя мужа больше жизни, ни с кем не желала делить свое полное и неоспоримое право на него. Через две недели после свадьбы она записала в дневник мужа: «Отныне нет больше разлуки. Наконец мы соединены, скованы для совместной жизни, и когда земной жизни придет конец, мы встретимся опять на другом свете, чтобы быть вечно вместе». Она не умела отступать и не считала нужным, во имя большого, переступать через личные пристрастия и представления. С трудом шла на компромисс и, часто лишь превозмогая себя, делала «что надо». Она не умела нравиться. Это отражалось на многих ее отношениях, в том числе и с Марией Федоровной.

Вдовствующую императрицу расстраивало дуновение «ледяного ветерка» со стороны Александры Федоровны и ее окружения. О том, что две царицы не питали расположения друг к другу, приближенные знали, как обычно, раньше, чем это нерасположение хоть как то проявилось на самом деле. В салонах, конечно же, появились разговоры о ненависти, о том, что старая царица не хотела отдавать молодой коронные драгоценности, что она устраивает истерики сыну, а молодая царица осаждает мужа жалобами на свекровь и т. д. Словом, пошло – поехало, как обычно бывало в свете. Вдовствующая императрица мало придавала значения великосветским суждениям, хорошо понимая их истинную цену.

Но она не могла не обратить внимания на то, что в подругах у невестки появились три дамы, о которых ничего приятного сказать не могла. Две черногорские принцессы, Милица Николаевна (жена великого князя Петра Николаевича), Анастасия Николаевна (жена герцога Георгия Лейхтенбергского) и великая княгиня Мария Павловна, которую вся родня называла «Михень». Двух первых Мария Федоровна почти не знала; говорили о них разное, часто неприятное. Но вот третья была известна не понаслышке. Там, где Михень, там непременно жди эпатажа, сплетни, скандала. Бедная Аликс, она еще так неопытна в придворном мире, ее могут легко обмануть!

Но Мария Федоровна недооценивала невестку. Александра Федоровна была далеко не так проста, как могло показаться, и уж меньше всего ее можно было сделать управляемой. Напористой и самоуверенной Марии Павловне пришлось быстро убедиться, что невозможно стать ментором Александры Федоровны, и их близкие отношения скоро сошли на нет. У последней царицы в России было только два человека, кому она доверяла бесконечно: любимый муж, обожаемый Ники, и Григорий Распутин. Но последний стал таковым лишь в заключительном акте русской монархической трагедии.

Мария Федоровна постоянно переживала, так как все время до нее доходили какие то безрадостные вести. Нет, сама ничего специально не узнавала.