Мирная атмосфера, царившая внутри и вовне империи, навела либеральные круги на мысль, что настал момент привлечь внимание молодого царя к необходимости проводить более ясно выраженную политику. По случаю восшествия нового государя на престол различные земские собрания направили Его Величеству приветственные адреса, в которых нашли место сдержанные, облаченные в самую почтительную форму пожелания умеренных реформ и некоторых мероприятий по улучшению материального и правового положения крестьянства. В некоторых содержались намеки на желательность привлечения выборных земских людей к принятию политических решений. Особенно отчетливо это прозвучало в адресе Тверского земства, давно уже снискавшего роль лидера либеральных настроений среди органов местного самоуправления. В этом адресе выражалась надежда, что выборные представители получат право и возможность высказывать свои собственные мнения по касающимся их проблемам и доносить до высот престола нужды и чаяния не только правящих кругов, но и русского народа в целом.

Это – робкое, оправленное в уверения в почтении и лояльности – послание изумило и насторожило государя. Как реагировать на это? Заявить ли публично, сколь шокирован он таким посягательством на свое императорское достоинство? Или вообще проигнорировать, чтобы выразить свое пренебрежение к этой нерешительной агитации со стороны земств? Не зная, что и предпринять, он собирает семейный совет, на который приглашаются Вел. кн. Владимир, министр внутренних дел Дурново, генерал-адъютант, шеф политической полиции П.А. Черевин и его бывший наставник, обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев. Большинство присутствующих убеждали государя, что этот инцидент не имел никакой политической подоплеки и что, принимая депутации, прибывавшие поздравить его с бракосочетанием со всех концов России, виновнику торжества надлежит просто благодарить за благопожелания. Казалось, Николай согласился с этой позицией. И все-таки в итоге занял противоположную. Чем был вызван этот поступок монарха? По словам Александра Извольского – в то время посла России в Дании, впоследствии министра иностранных дел, – это Победоносцев призвал его проявить твердость во имя памяти отца. Сам же Победоносцев утверждал обратное – этим поворотом Николай обязан влиянию юной императрицы. Мол, Александра Федоровна, ничего не зная о России, мнила себя знатоком всего и в частности ее преследовала мысль, что император не в полной мере утверждается в своих правах и не получает всего, что ему полагалось бы. «Она бóльшая самодержица, чем Петр Великий, – утверждал Победоносцев, – и, пожалуй, столь же жестока, как Иван Грозный. Похоже, за ее короткою мыслью скрывался большой ум».

Как бы там ни было, когда 17 января 1895 года новый государь принимал депутации от дворянств, земств и городских обществ, на лице его запечатлелась необычная строгость. По словам очевидцев, царь прочел свою речь по бумажке, которую держал в шапке. Вот эта речь слово в слово: «Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому русскому, но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земств в делах управления.