Чжик, чжик! — звенит коса под бруском.

Открыл Саввушка глаза, и дух у него занялся. Прострадал он вчера с Енафой до третьих петухов и спать завалился в ясли — сил не было на сушила лезть.

Чжикала не коса в зеленых лапках кузнечика, то бились в деревянной бадье струи молока. Енафа доила корову, подоткнув за поясок подол платья. Вся девичья красота была перед глазами Саввы, и он таращился, не смея ни спрятаться, ни зажмуриться.

Корова переступила с ноги на ногу.

— Стой ты! — хлопнула ее по коленке Енафа и увидала над яслями всклокоченную голову Саввы.

— Ох! — сказала девушка и обмерла, не зная, куда ей деваться, а Савва встал в яслях как столб.

Постоял-постоял, перешагнул жердину, обошел корову, схватил Енафу, поднял, отнес в ясли…

Корова потянулась мордой к Енафе, лизнула мокрым шершавым языком в шею.

— Голубка моя! — Енафа одной рукой гладила корове морду, другой закрыла лицо и расплакалась.

— Ты что?! — выбираясь из яслей, перепугался Савва. — Ты что?

— Сты-ы-ы-дно, — всхлипывая, прошептала Енафа. — Уйди, бога ради!

Савва послушно побрел прочь, но в дверях катуха, взявшись руками за притолоку, подтянулся вдруг, повисел и, медленно опустив ноги на землю, повернулся к яслям.

— Нет уж, не пойду один. Вместе пошли.

— Куда?!

— К батюшке, матушке.

— Ой! — схватилась Енафа за голову. — Господи!

— Ничего, — сказал Савва, садясь перед Енафой на корточки. — Поколотят да и поженят.

— Саввушка! — Енафа ткнулась головой милому в плечо. — Стыдно-то уж очень.

— Стыдно, — согласился Савва и вздохнул. — Я сам скажу… Да ведь со всеми этакое приключается.

— Со всеми! — повеселела Енафа, поглаживая корову, и опомнилась: — Молоко-то!

С бадьей молока, рука в руке, грохнулись у порога на колени Енафа с Саввой.

— Чевой-то? Чевой-то?! — всплеснула руками Пелагея, мать Енафы.

— Товой-то! — Смех, как сок, брызнул из Настьки.

— Пошла под печку! — Малах, не глядя, треснул Настьку по тощей заднице и строго сказал жене: — Чего расчевойкалась, икону материнскую снимай, благословим детей наших.

4

У мужика в августе три заботы: и косить, и пахать, и сеять. Поп Василий обвенчал Савву с Енафой в первый же августовский день, на Маковея, а свадьбу Малах пообещал сыграть, как с полем уберутся. Да и Савве не хотелось сплоховать. Он заканчивал в Рыженькой второй колодец. Работал на Малаха, а вышло, что на себя.

Авива и Незван Саввушкиному счастью радовались. Всё поглаживали его, всё глазами ему посвечивали. А без Саввушки вздыхали, на дорогу смотрели, на синие леса по горизонту.

Спали молодые на том же сеновале.

Под утро Савве приснился родник. Бьет из-под зеленого листа, а он, Савва, тянется к нему губами и никак не достанет. И разом проснулся. Енафа осторожно целовала его в глаза.

— Ты чего?

— Вставай.

Савва повел глазами, серые сумерки дремотно и лохмато свисали из щелей.

— Рано, — сказал он и потянулся к Енафе.

Она увернулась.

— Нельзя! Грех.

— Отчего же грех?

— Батюшка нам с тобой в поле велит идти.

— В поле?! Чай, убрано!

— Не говори лишнего. Вставай!

И спрыгнула с сеновала.

Когда Савва наконец вышел из сарая, Енафа уже нетерпеливо ждала его с малым узелком в руках.