– А номер какой?

– Восемьдесят два. Пожалуйста, ты можешь мне помочь?

– Но кто был в твоей комнате? Я не понимаю.

– Когда я включила свет, никого не было. И еще… в ванной… голос. Все неправильно.

– Что? Ты имеешь в виду…

Гудок оповестил ее, что на телефоне закончились деньги, и Стефани потребовалось все невеликое самообладание, чтобы не запустить мобильником в стену.

Она прикусила язык прежде, чем поток ругательств сорвался с ее губ – ругательств, которые заставили бы ее ощутить еще большую безвыходность, – и в этот момент кто-то сообщил о своем прибытии игривым тройным стуком в дверь.

Двадцать один

Это был Драч.

– Вот што, милая. – У него были с собой бутылка вина и два бокала. – Я тут сообразил, што ты одна в пятницу вечером, и мне это не понравилось. Подумал, может, захочешь отметить переезд, типа. Новоселье.

Не подслушивал ли он под дверью? От мысли, будто Драч знает, что у Райана она больше поселиться не может, Стефани пробрал озноб.

– Нет. Не самое удачное время. Но спасибо.

Воняющий лосьоном после бритья Драч вошел в комнату без приглашения, двигаясь одновременно на нее и вокруг нее. Он оказался так близко, что она отшатнулась, как от удара.

– Не надо так. Я ж за милю вижу, што ты снова ревела. Расстроилась из-за чего-то? – Он поднял бокалы. – Никаких подкатов, типа. Не обижайся, сестренка, но ты не в моем вкусе, да и бизнес с удовольствиями я не мешаю. И вообще, мне этого дела хватает.

Он говорил так, словно отвергал ее предложение:

– Просто оказываю гостеприимство, типа.

Она не могла запретить ему войти. Комната на самом деле не принадлежала ей, а была предоставлена в знак его снисходительности; Стефани провела здесь одну ночь, и ее право на это место еще не утвердилось. Осознав это, она представила, как его лицо окаменеет и побелеет от ярости, если она скажет, чтобы он отвалил; а потом представила себя стоящей на улице под дождем и с сумками у ног.

– Я сяду?

Если бы она и возразила, это ничего бы не изменило, и когда он тяжело уселся на ее постель, Стефани передернуло от омерзения. Он уверенно стирал последние следы ее сопротивления. Намеренно, к тому же, и с наслаждением, и она ненавидела его за это.

– Не удивительно, што ты не можешь парня удержать, девочка. С таким-то лицом. Кто ж захочет на такое целый день смотреть?

– Вы… – она осеклась, когда Драч вызывающе задрал подбородок. Он был одет в новый красный пуховик «Хелли Хансен», джинсы «Дизель» и свои чистенькие зеленые кроссовки. Позер-хулиган; такие ей никогда не нравились.

– Я слыхал, ты с Фергалом познакомилась. Кузеном моим. Говорит, што видел тебя внизу.

Болтая, он стрелял глазами, оглядывая комнату у нее за спиной.

– Это што, почта? – Он поднялся и схватил ее со столика. – Ты што с ней делала?

– Я… ее подобрала.

Всякий след издевательского юмора исчез из его глаз так быстро, что это ее шокировало.

– Вижу, но она ведь не твоя.

– Знаю. – Она сглотнула. – Ваш кузен, он…

– Што?

– Ошарашил меня. И я забыла, что она у меня в руках. Драч снова уселся, довольный.

– Ошарашил тебя! Это мне нравится, «ошарашил». Такое словцо не часто услышишь. Умеешь языком вертеть, девочка. Улыбайся только почаще, и мир в твоих руках.

– Что он делал? У той двери, внизу?

Драч нахмурился:

– Это и его дом, не только мой.