— Что ты имеешь в виду? — Но Томкин уже это знал.

— Мне кажется, что я долгие годы жил под наркозом. — Николас замолчал и наклонил голову, словно прислушиваясь; у Томкина замерло сердце. — Ваша дочь — очень необычный человек.

— Кто, Жюстина? — фыркнул Томкин, снова чувствуя себя в безопасности. — Разумеется, если ты называешь сумасшедших необычными людьми.

— Вы что, и в самом деле идиот?

Они молча всматривались друг в друга в полумраке. Николас подумал: “Интересно, слышит ли это Кроукер?”.

— Все зависит от точки зрения, верно? — произнес Томкин примирительно. — Не стоит сейчас сердить Линнера. — Я просто хочу сказать, что знаю ее дольше, чем ты. Но, согласись, — Томкин постучал пальцем по столу, — я сообщил тебе, где ее найти, так? Я помог тебе, потому что хочу, чтобы у вас что-то получилось. Я и ей об этом сказал. Ты ей подходишь. Ты можешь удержать ее от...

— Вы ее совсем не знаете, — перебил его Николас. — Она сильнее многих мужчин.

Понял ли Томкин, что это вызов?

— Возможно, она переменилась. Я не видел ее довольно давно. Она остается для меня ребенком. Моя старшая дочь, Гелда, всегда могла постоять за себя; она всегда была более общительная.

Да, общительная. Томкин горько улыбнулся своим словам. Трахается с бабами. Господи, где она этому научилась?

— Боюсь, что у нас не слишком дружная семья. — Еще бы — а как могло быть по-другому? — Мои дочери не очень-то ко мне привязаны. Конечно, жаль, но этого можно было ожидать. Если детям не уделять достаточно времени, — Николас почувствовал, как Томкин пожал плечами в темноте, — они отворачиваются от родителей и находят кого-то другого. — Томкин перестал барабанить пальцами по столу. — Можно сказать, мои дочери так и не стали взрослыми.

Тишина была полной, что могло показаться странным в большом городе. Но внешний мир больше не существовал для них обоих. Они были заперты в собственной вселенной, которую сами создали и в которой не действовали привычные законы. Теперь мрачные и кровожадные боги населяли коридоры этого здания, как запутанные лабиринты пирамиды Хеопса. Годы отлетали, точно красные листья, подхваченные осенним ураганом.

“Идет, — подумал Николас. — Наконец-то”.

Он начал читать мантру Сю-Эзи, которая должна была привести его в состояние полной готовности к поединку.

Николас услышал тихий звук прыжка, и в следующее мгновение вытащил из ножен свой катана.

“Кроукер” — подумал Николас, — лучше бы ты сюда не совался. Я тебя предупреждал. Это касается меня и Сайго, и пусть поможет Бог любому, кто окажется между нами”.

Николас чувствовал приближение врага. Харагэй. Ничего не было слышно, но легкий зуд говорил Николасу о том, что Сайго уже близко. Одетый только в легкую черную рубаху и холщовые брюки, Николас держал меч обеими руками. Стойка Хаппо Бираки — “открытый со всех восьми сторон”, — которую Миямото Мусаси разработал более трех столетий назад.

Энергия пульсировала внутри Николаса, как электрический ток в генераторе. Ночь ожила: ее сердце стучало, повинуясь неумолимой судьбе, которую никому не суждено было знать. Николас воспринимал все вокруг необыкновенно отчетливо: мебель, стены, пол; весь мир сжался до замкнутого пространства этого кабинета, в котором скоро снова разыграется пляска смерти, начавшаяся много лет назад.

Мелькнула тень, и Николас понял, что Сайго в узком коридорчике. Он прыгнул вперед, подняв катанавысоко над головой; из самой глубины его груди вырвался крик.