Дверь мягко откатилась в сторону, одновременно проясняя кое-что в поведении Светланы.

Большая хрустальная пепельница с десятком окурков, смятая пачка того же "Картера". На половине окурков - следы помады, у других фильтр раздавлен характерным крепким прикусом.

Пепельница стояла на компактном сервировочном столике, рядом с ней блюдце с несколькими дольками лимона, початая плитка шоколада и большая хрустальная рюмка, испачканная той же помадой, что и на губах у девушки. Откупоренная бутылка коньяка пряталась на нижней полке столика.

Бросив оценивающий взгляд на едва прибранную постель, майор сделал два коротких шага в комнату, отодвинул дверцу бара под лампой с розовым абажуром. Перед строем разнообразных бутылок там стояла вторая рюмка, такая же, как и на столике. На ее донце виднелись остатки коньяка.

Строкач с осторожностью взял ее, прихватив двумя пальцами за донце и за верхний ободок.

- Это чтобы отпечатки пальцев не стереть? - насмешливо спросила девушка.

- Так точно, Светлана Евгеньевна. Не вижу повода для иронии. Кстати, если ваш друг не имеет отношения к случившемуся, то зачем со мной в кошки-мышки играть? Может, пришла пора знакомиться?

- Воля ваша, только я вам заявляю: никого здесь нет, хоть все вверх дном переверните.

- Ну, до этого дело не дойдет. Все обычным путем: понятые, обыск в соответствии со стандартной процедурой...

Все еще продолжая говорить, Строкач заглянул и на балкон, сунулся было и в недра объемистого шкафа, и под кровать в спальне.

- Вы забыли на антресоли взобраться! - голос девушки звучал откровенно вызывающе, от былого смущения не осталось и следа. Однако майор предпочел заниматься делом и последовал совету. Из кладовой он извлек замеченную там стремянку, взобрался на нее - и ему не открылось ничего нового. Все так же громоздились коробки с итальянскими макаронами и консервными банками, припорошенными пылью.

Строкач аккуратно сложил лестницу, вернул ее на место и двинулся к выходу. В прихожей бросил:

- Что же тут смешного, Светлана Евгеньевна? Убита молодая девушка, ваша соседка. А я, вместо того, чтобы дело делать, с вами в прятки играю. Вернее, вы со мной.

- Да ведь вы сами начали. Ну, был у меня приятель вчера вечером, ушел еще до двенадцати. Я же не должна это втолковывать кому попало...

- И вы с вечера так и не убирали?

- Нет, не убирала! - голос Светланы стал мечтательным, зазвенел. Вам, наверное, трудно это представить: лежала и думала о нем. В полном одиночестве. Родители ко мне вообще не заходят. Папаша у нас - фигура, ему не до меня, лишь бы все тихо, без скандала. При них я никого позвать не могу, но они в эти дни на даче, вечером будут. Папа с мамой молодцы, в любом случае позвонят, предупредят, что возвращаются. Чтобы без эксцессов. Демократия! У нас в подъезде теперь сплошь демократы, за исключением одного буржуа...

- Это кто же такой будет? - осведомился Строкач.

- Есть тут такой - Николай Васильевич. Здоровенный мужик. Иномарки тасует, как карты. Вот кто знает, чего хочет. Политика вся эта ему - тьфу! "Света, вас на край света подвезти?" Была бы свободна - и поехала бы. Люблю сильных людей. А того, кто у меня был, впутывать не дам. Если есть нужда - передам, чтобы пришел к вам. У него свои проблемы, но, может, и явится.

- Может? Даже если погибла женщина?

- Ну, он-то уж точно ни при чем. Он и мухи не обидит. Исповедует принцип - все живое имеет права на жизнь.

Павел был совершенно в этом не убежден, хотя против кавалера Светланы Турчиной ничего не имел.

Теперь - этажом ниже, здесь улов может оказаться побогаче.

Звонок испустил мелодичную трель, и сейчас же за дверью взорвался оглушительный собачий брех. С четвертого этажа отозвались - визгливее, заливистее.

Дама, появившаяся на пороге, занимала весь проем и казалась еще внушительнее, чем на улице.