— Не забудь посмотреть, нет ли для меня письма, хорошо? Я загляну в офис где-нибудь к одиннадцати, но письмо может прийти и раньше.

— Но ведь сегодня воскресенье.

— Вот как. — Ингхэм сразу сник. — Кстати, мне нужно чистое полотенце. Хассим забрал мое еще вчера и забыл принести свежее.

— Ох уж этот Хассим! Простите, сэр. Надеюсь, у нас сегодня есть чистые полотенца. Вчера все кончились.

Ингхэм кивнул. Кто-нибудь да принесет ему чистое полотенце.

— Вы знаете, — начал Мокта, грациозно прислонившись спиной к дверному косяку, — всех наших ребят отправляют в школу на пять месяцев изучать гостиничный бизнес. Вам трудно поверить в это, да?

— Да нет. — Ингхэм намазал масло на ломтик тоста.

Ингхэм поспал с двенадцати до часу. Перед этим он написал девять страниц и остался доволен собой. Он взял машину и поехал в Бир-Бу-Рекба, маленький городишко, расположенный в семи километрах от Хаммамета, где пообедал в маленьком ресторанчике с несколькими столиками на тротуаре. Местные бродячие кошки, тощие и голодные, привлекли его внимание своими искривленными, словно сломанными, хвостами. Видимо, любимым занятием в Тунисе было ломать кошачьи хвосты. У большинства хаммаметских кошек такие же кривые хвосты. Ингхэм не услышал ни одного французского слова. И ни единого слова, которое смог бы понять.

Окружающая обстановка как раз что надо, подумал он. Герой его книги тоже большую часть времени проводил в мире, совершенно чуждом его семье и его партнерам по бизнесу, в мире, известном лишь ему одному. Он никому не мог доверить тайну, заключавшуюся в том, что несколько раз в течение месяца присваивал деньги и подделывал чеки. Ингхэм уселся на солнышке, потягивая холодную розовую воду и мечтая о том, чтобы время бежало быстрее, приближая его к тому долгожданному моменту, когда придет письмо от Ины. Что она напишет в свое оправдание? А может, ее письмо затерялось; может, и не одно. Ингхэм звонил в «Дю Гольф» позавчера, но не вчера. Он не мог больше слышать, что для него ничего нет. И тем не менее «Дю Гольф» явно надежнее, чем «Ла Рен». Солнце припекало, и Ингхэму стало казаться, что он начинает плавиться. Никогда до этого он не видел такого жаркого и огромного солнца. Там, севернее, люди понятия не имеют, что такое солнце, подумал он. Над ним сияло настоящее солнце, древний огонь, который, казалось, принижал значимость человеческой жизни и сводил на нет все личностные проблемы индивидуума.

Трагедии придумали люди! Он внезапно почувствовал отвращение ко всей человеческой расе.

Грязная, истощенная от голода кошка смотрела на него умоляюще, но официант уже унес его тарелку с остатками жареной рыбы с яйцом. Ингхэм покрошил хлебный мякиш на пыльный цемент. Это все, что у него было. Но кошка принялась и за это скромное угощение, склонив голову набок и старательно пережевывая пищу.

После обеда он снова взялся за работу и написал еще пять страниц. Понедельник и вторник прошли, а письма от Ины по-прежнему не было. Ингхэм работал. Он избегал Адамса. Он нервничал и понимал, что сейчас из него выйдет плохой собеседник. В таком настроении можно легко сорваться, сказать что-нибудь злое, обидное. В среду, собравшись все же пообедать с Адамсом, он вдруг вспомнил, что Адамс говорил ему о своем обыкновении проводить среду в одиночестве. Видимо, Адамс придумал себе нечто вроде правила, которому неуклонно следовал. Ингхэм пообедал в отеле один. Охотившийся за приключениями американец находился еще здесь и в этот вечер сидел за столиком с каким-то мужчиной. Ингхэм кивком поздоровался с ним. Он вдруг вспомнил, что так и не ответил Питеру Лэнгленду. Этим же вечером он написал ему письмо.