А я не привык привередничать.
Ина улыбнулась:
— О, я кое-что вспомнила. Помнишь свой рассказ «Мы — это все»?
— Ну конечно же.
— Он получил премию. Первую литературную премию О'Генри. На ежегодном конкурсе рассказов.
— Правда? Ты меня разыгрываешь! — Этот рассказ был напечатан в ежеквартальном издании после нескольких отказов.
— Я тебя не разыгрываю. У меня есть приятель в этом комитете, или как он там еще называется, и он знает, что я знакома с тобой, поэтому он сказал при условии, что я больше никому не скажу об этом.
— И что это значит? Это денежная премия или что-то еще?
— Денежная? Я не знаю. Возможно, это просто знак признания. Рассказ замечательный.
Да, это был замечательный рассказ, в основу которого легла выдуманная Ингхэмом история жизни и надлома одного его нью-йоркского друга, шизофреника.
— Спасибо, — спокойно произнес Ингхэм, но его лицо покраснело от гордости и легкой неловкости за неожиданную славу.
— Ты уверен, что моему багажу в машине ничего не угрожает?
Ингхэм улыбнулся:
— Резонный вопрос. И весьма своевременный. Так что давай отчаливать.
Когда они отъехали от ресторана, Ингхэм остановился и купил несколько вчерашних газет и воскресный выпуск «Геральд трибюн». Затем они двинулись по направлению к Хаммамету.
— Ты устала? — спросил он.
— Не знаю. Должна бы. Который час? Девять утра по-нашему, а я не спала практически всю ночь.
— Тогда поспи после обеда. Как тебе нравится этот вид?
— Потрясающе! И, бог мой, как жарко! — Она сняла свой белый плащ, оставшись в цветастой блузке без рукавов.
Наконец Ингхэм провозгласил:
— А вот и Хаммамет! — и тут же осознал, что его радостный возглас прозвучал так, как если бы он объявил: «А вот мы и дома!»
Они съехали с широкой дороги — трио верблюдов размеренно двигалось вдоль обочины, но Ина этого не заметила — и вырулили на пыльный асфальт, петлявший по деревушке.
— Тут особенно не на что смотреть, — сказал Ингхэм. — Городок по большей части состоит из арабских домишек и причудливых зданий отелей, но они все дальше, на побережье.
— А где живешь ты?
— Налево. Вот здесь. — Они как раз проезжали мимо его улочки, Ингхэм увидел Иенсена и «Кафе де ла Плаж». Очевидно, Иенсен направлялся в кафе. Он глядел себе по ноги и не заметил Ингхэма. — Я подумал, что тебе прежде захочется к себе в отель, до того как ты познакомишься с моим жилищем.
— О, я не знаю.
Но они уже сделали дугу, направляясь к вытянувшимся вдоль побережья отелям.
— Какой чудесный замок! — воскликнула Ина.
— Это старинный форт. Построен еще испанцами.
И вот они подъехали к «Ла Рен», миновали широкие ворота, прошелестели гравием между высокими пальмами и зарослями бугенвиллей и четкой линией невысоких грейпфрутовых и лимонных деревьев. Все это выглядело весьма впечатляюще! Ингхэм почувствовал даже прилив гордости, как если бы лично являлся владельцем этого места.
— Похоже на старинную плантацию! — восхитилась Ина.
Ингхэм рассмеялся:
— Принадлежащую массе французу. Подожди, что ты скажешь, когда увидишь пляж. — Открывая парадную дверь отеля, Ингхэм столкнулся нос к носу с Моктой. — У тебя найдется пара минут, Мокта?
Он впервые видел Мокту с пустыми руками.
— Mais oui, m'sieur.
Ингхэм представил его мадемуазель Паллант, объяснив, что Мокта обслуживает бунгало. Мокта взял ключи от 19-го номера и помог донести багаж.
Номер был превосходным, с выходящими на море окнами и дверью, которая выходила на просторную белую террасу с затейливым парапетом. |