– Это правда.
– Он не был на твоем рождественском вечере, – замечает Блер.
– Не был? – Ким кажется обеспокоенной. – Ты уверена?
– Он не был, – говорит Блер. – Ты его видел, Клей?
– Нет, не видел, – отвечаю я, не уверенный в этом.
– Это странно, – говорит Ким. – Наверное, был на съемках.
– И как он?
– Очень милый, он действительно милый.
– А Димитрий?
– Ой, ну и что, – говорит Ким.
– Он знает? – спрашивает Блер.
– Возможно. Я не уверена.
– Ты думаешь, он огорчен?
– Послушай, Джефф – это времяпрепровождение. Мне нравится Димитрий.
Димитрий возле бассейна играет на гитаре; сильно загорелый, с короткими светлыми волосами, он сидит в шезлонге и берет странные, жутковатые аккорды, а потом принимается снова и снова пилить один и тот же рифф, и Ким смотрит на него, ничего не говоря. Внутри звонит телефон, Мюриэль, маша рукой, зовет:
– Тебя, Ким.
Ким возвращается в дом, я собираюсь спросить Блер, не хочет ли она уйти, но Спит, все еще куря косяк, подходит с каким-то серфингистом к Димитрию и говорит:
– У Хестона есть отличная кислота.
Серфингист со Спитом смотрят на Блер, подмигивают, она поглаживает мой зад, закуривает сигарету.
– А где Ким? – спрашивает Спит. Димитрий не отвечает, он, бренча на гитаре, уставился в бассейн. Потом смотрит на нас четверых, стоящих вокруг, минуту кажется, что он собирается что-то сказать. Но он ничего не говорит и, вздохнув, опять смотрит на воду.
Подходят молодая актриса с известным режиссером, которого я однажды встречал на вечере у отца Блер, они оценивают расклад и уходят к Ким, только что закончившей говорить по телефону, она сообщает им, что мать в Англии с Мило, и режиссер говорит – последнее, мол, что он слышал, это что она была на Гавайях, а еще может заехать Томас Ногути; когда же актриса и режиссер уходят, Ким подплывает к нам с Блер и говорит, что звонил Джефф.
– Что он сказал? – спрашивает Блер.
– Он мудак. Он в Малибу с каким-то серфингистом, они там зависли в его доме.
– А чего он хотел?
– Пожелать мне счастливого Нового года, – Ким выглядит огорченной.
– Ну, это же замечательно, – с надеждой говорит Блер.
– Он сказал: «С Новым годом, пизда».
Ким закуривает сигарету, бутылка шампанского в ее руке почти пуста. Она едва не плачет, собирается сказать еще что-то, но подходит Спит и говорит, что Мюриэль заперлась в комнате Ким, поэтому Ким, Спит, Блер и я идем в дом, наверх, по коридору, к двери Ким; Ким пытается открыть ее, но та заперта.
– Мюриэль, – зовет она, стучась. Никто не отвечает.
Спит барабанит по двери, потом пинает ее.
– Не разъеби дверь, Спит, – говорит Ким, затем кричит: – Мюриэль, выходи!
Я смотрю на Блер, она выглядит обеспокоенной.
– Как ты думаешь, с ней все нормально?
– Не знаю, – говорит Ким.
– Что она делает? – интересуется Спит.
– Мюриэль? – снова зовет Ким.
Спит, прислонившись к стене, закуривает еще один косяк. Приходит фотограф, снимает нас. Дверь медленно открывается, за ней стоит Мюриэль; похоже, она плакала. Она впускает в комнату Спита, Ким, Блер, фотографа и меня, закрывает дверь, запирает ее.
– Ты как? – спрашивает Ким.
– Со мной все отлично, – говорит она, вытирая лицо. |