– Хорошо, – произнес дедушка. – Надо выбираться отсюда пока не поздно. Я становлюсь красным как рак. Правильно, Клей? – Он подмигнул мне, открыл пятую бутылку пива.
– Я собираюсь сегодня заказать билеты на самолет, – произнесла тетя.
Одна из моих кузин, просматривая номер «Эл-эй таймс», сказала о крушении самолета в Сан-Диего. Все принялись что-то мямлить, о планах отъезда забыто.
– Как ужасно, – заметила тетя.
– Мне кажется, лучше умереть при крушении самолета, чем любой другой смертью, – спустя некоторое время произнес отец.
– Я думаю, это было бы кошмарно.
– Ничего бы не было. Ты вваливаешься в самолет, принимаешь либриум, самолет взлетает и падает, а ты так ничего и не знаешь. – Отец закинул ногу на ногу.
За столом воцарилось молчание. Единственные звуки исходили от моих сестер и кузин, тешущихся в воде.
– А ты что думаешь? – спросила тетя мою мать.
– Я стараюсь не думать о таких вещах, – ответила мать.
– А ты, мам? – спросил отец бабушку. Бабушка, не произнесшая ничего за целый день, вытерла рот и очень тихо сказала:
– А я бы вообще не хотела умирать.
Я еду к Тренту, но вспоминаю, что Трент в Палм-Спрингс, тогда я еду к Рипу, дверь открывает какой-то светловолосый мальчик в плавках, в гостиной включена лампа для загара. «Рипа нет», – говорит мальчик. Я ухожу, а когда выезжаю на
Уилшир, Рип в своем «мерседесе» поворачивает передо мной и, высунувшись из окна, говорит:
– Мы со Спином собираемся в «Сити-кафе». Встречай нас там.
Я киваю, еду по Мелроуз вслед за Рипом, номерной знак с надписью «CLIМАХХ» ярко блестит.
«Сити-кафе» закрыто, перед входом стоит старик в лохмотьях и черной шляпе, разговаривающий сам с собой; когда мы подъезжаем, он сердито смотрит на нас. Рип опускает стекло, я еду рядом с ним.
– Куда вы хотите поехать? – спрашиваю я.
– Спин хочет в «Хард-рок».
– Я за вами, – говорю я. Начинается дождь.
Мы заходим в «Хард-рок-кафе»; не успевают нас посадить, как Спин говорит мне, что сегодня достал отличную вещь. Человек за соседним столиком сидит, что есть сил зажмурившись. Его девушка вроде бы не возражает, ковыряется в салате. Когда человек наконец открывает глаза, я почему-то чувствую облегчение. Спин по-прежнему говорит, и, пытаясь сменить тему, я спрашиваю, где Джулиан. Спин рассказывает, что однажды Джулиан надинамил его с коксом, хотя обычно все бывало хорошо. Рип говорит, что с Джулианом слишком много заморочек.
– Например, он постоянно напрягается.
Спин, глядя на меня, кивает:
– Напрягается.
– То есть кокс и герыч у него отличные, но не надо толкать их школьникам. Это низко.
– Да, – говорю я, принимая это на веру. – Низко.
– Говорят, что тринадцатилетний парень, передознувшийся в Беверли, брал героин у Джулиана.
Спустя какое-то время я поворачиваюсь к Рипу:
– Ну, а ты чем занимался?
– Да ничем особенным. Вчера с Уорреном закинулись ветеринарными транками и пошли на Grimsoles, – говорит он. – Они были прикольные. Швыряли крыс в зал. Уоррен прихватил одну с собой, в машину. – Рип смотрит вниз, хихикает. – И убил ее. Большая была крыса. Минут двадцать – тридцать кончал блядюгу.
– А я только вернулся из Вегаса, – говорит Спин. – Ездил туда с Дерфом. Оттягивался в папашиной гостинице, в бассейне. |