|
– Мне срочно нужно поговорить с Димитрием, – объяснил я. – Это для меня вопрос жизни и смерти.
Возможно, священник покрывал его, во всяком случае, его бронзовые глаза всё это время беспокойно бегали и, казалось, находили камни мощёной дорожки в высшей степени интересными.
– Но я не знаю, где он, – повторил он.
У него была раздражающая манера почёсывать большим пальцем ладонь другой руки. Или он намекал таким образом на взятку?
– Может, вы смогли бы передать ему весточку? – спросил я, достал из кармана банкноту в пятьсот крон и протянул ему. – На возможные издержки. Почтовые расходы и так далее.
Священник застыл на середине движения и смотрел на банкноту так, будто никогда не видел такой суммы.
– Или на благотворительные богоугодные цели, – добавил я. – Как вам будет угодно.
Он взял банкноту кончиками пальцев, неторопливо сложил её и прибрал.
– Мне очень жаль, – сказал он после этого. – Я бы с радостью помог вам, но у меня действительно нет никакого контакта с Димитрием.
Вот тебе раз.
– Может, он посещает службу где-то в другом месте? – спросил я. – В другой православной церкви?
– Может быть, – недовольно согласился священник. Ему явно претила мысль о возможных конкурентах.
Есть ли у него представление, в какой именно?
– Нет, – он отвернулся. – Пожалуйста, извините меня, но у меня в своём храме забот хватает, и о других я ничего не знаю.
Я быстро достал из кармана записную книжку, написал свое имя, адрес пансиона и номер тамошнего телефона, вырвал листок и протянул его священнику.
– Вот. Если Димитрий всё-таки покажется, не могли бы вы ему это передать? Это действительно очень-очень важно.
Он взял бумажку и кивнул.
– Хорошо. Это я могу сделать. Если он придёт.
– Именно так.
По пути назад я обнаружил, что большое, красное, приметное кирпичное здание на углу Биргер-Ярлсгатан и Оденгатан – это греческая православная церковь! Невозможно, чтобы русский священник не знал этого соседства; церковь находилась в трёхстах метрах от него. Почему же он уверял, что не знает других православных церквей?
Мне даже захотелось вернуться назад и высказать ему своё недоумение. Но потом я понял, что это ничего не даст. Если Димитрий больше не чувствовал себя уверенно в маленькой русской православной церкви, вряд ли он станет искать убежища в таком приметном храме на той же улице.
Слишком просто было бы найти его там.
Таким образом, после короткого странствия в великолепную обитель мечты я снова приземлился в грязную реальность. Будь она проклята. Я перешёл через дорогу на красный свет, и меня не задавили, только посигналили. Я пошёл дальше, напролом, мимо машин, куда глаза глядят. Должно быть, на меня оглядывались – люди в мехах, в тёплых зимних куртках таращились на мой тонкий красный комбинезон, в котором я рассекал ветер. Чёрт, холод был собачий. Вся моя кожа, казалось, заледенела. Меня пронизывало насквозь, но я не мог остановиться, я шёл и шёл по улице, гонимый яростью, сжигавшей меня, ей была необходима стужа извне, чтобы меня не охватило пламя. Неукротимый гнев на этот мир, который хотел заполучить меня, в котором все сговорились стереть меня с лица земли, меня и всю мою семью. С Ингой они уже расправились. Её уже урыли, закопали, и никто за это не ответил. С Кристиной они тоже преуспели. Остался только я. Один.
Но так легко я им не дамся. Меня они так просто не возьмут. Сами поплатятся кровью. Уж парочку из них я прихвачу с собой, это ясно.
И в какой-то момент, о чудо интуиции, я очутился в парке перед старой Королевской библиотекой. |