— Он ведущий программы. — Папа повернулся к Энди. — На улицу въехал твой дядя. Похоже, поспел как раз к обеду.

По виду мальчика нельзя было сказать, что новость его обрадовала.

— О, замечательно.

— Он быстро добрался. Должно быть, движение было небольшое.

— Они уверены, что это он? — спросила Джоуди.

— Наблюдатель засек аризонские номера. Но я хочу, Энди, чтобы ты на всякий случай на него взглянул. Пойдем со мной. — И отец пошел вперед.

Энди и Джоуди поплелись следом.

По обе стороны от входных дверей располагались длинные узкие окна, занавешенные желтыми шторами. Как только они сюда въехали, в ту же неделю отец вызвал мастера заменить стекла на плотные прозрачные акриловые блоки. У мастера на правой руке не хватало двух пальцев, и Джоуди, которой на ту пору было четыре, спросила: «А почему у вас так мало пальцев?» Тот улыбнулся и сказал: «Проголодался, и пришлось их съесть. А сейчас собираюсь попробовать твои. Уж очень они аппетитные». Это было одно из самых ранних воспоминаний Джоуди. Мама, которая тогда еще была жива, услышала с кухни эту беседу и пришла в ужас: сначала от бестактности дочери, затем от ответа работника, затем снова от действий Джоуди. Она думала, что девочка убежит в слезах. Вместо этого малышка серьезным голоском сказала: «Только попробуй укусить меня, придурок, и я тебе ми-и-гом снесу башку». Джоуди не помнила, чтобы она так говорила, но мама рассказывала эту историю всем подряд, и даже папа повторил ее однажды, когда один из его друзей указал, что не очень хорошо, когда окна на расстоянии вытянутой руки от двери. Все его друзья, разумеется, были полицейскими. И все они громко смеялись, слушая, какой отпор дала Джоуди пожирателю пальцев.

Вплоть до сегодняшнего дня, когда она вновь вспомнила эту историю, и почти с того самого дня, когда она произошла, Джоуди была твердо убеждена в том, что ее просто дразнили. Ведь, в конце концов, люди не едят пальцы.

Однако она с ужасом подумала, что он мог говорить это вполне серьезно.

После прошедшей ночи она перестала чему-либо удивляться. По сути, пожирание чужих пальцев казалось почти естественным по сравнению с ношением штанов, сшитых из чьих-то ягодиц.

Подойдя к правому окну, папа слегка отодвинул штору.

«Интересно, а как выглядят эти штаны спереди? — невольно подумала Джоуди. — Знать не хочу».

Папа взмахнул рукой, подзывая к себе Энди.

— Иди, посмотришь. Машина как раз заруливает на подъездную аллею.

Мальчик подошел и стал рядом. Когда они оба придвинулись ближе к окну, отец положил ему на плечо руку.

Хлопнула дверца машины.

— Это он, все правильно, — заявил Энди.

— О'кей. — Они оба отошли от окна.

— Станьте в сторонку, — приказал он.

Подождав, пока они удалились на приличное расстояние в гостиную, он повернулся к двери и распахнул ее настежь.

Остановившись у порога, дядя Энди нервно улыбнулся и вытянул шею.

— Джек Фарго?

— Он самый. — Сделав гигантский шаг вперед, он сделал широкий гребок правой рукой.

— Я Вилсон Сполдинг, дядя Энди. — Пока он это выговаривал, его голова непрерывно покачивалась, но она не замерла и после того, как он закончил. У него был гнусавый голос, унылые глаза и почти не было подбородка. Нескладный коротышка с грудью такой же впалой, как и подбородок, он постоянно сутулился, пытаясь скрыть ее отсутствие. На голове примостилась белая бейсболка с эмблемой, изображающей скрещенные клюшки для гольфа. На нем была синяя тенниска, белые шорты, гамаши под цвет тенниски и огромные черные кожаные ботинки со шнурками. «Вот те на», — подумала Джоуди.