Знакомым путем они продвигались вперед без приключений. Днем ехали, ночевать останавливались в весях и городках. Причем жители по полунамеку понимали, куда и зачем везут княжну Лютаву, – слухи об осенних приключених распространялись все шире. Для такого небольшого обоза место находилось всегда. Три или четыре раза пришлось провести под крышей сутки и более: мела метель, не выпуская за порог.

Эти вынужденные остановки Толигу огорчали и беспокоили, а Лютаве внушали смутную надежду. Чем медленнее они едут, тем больше возможность, что Лютомер сумеет их догнать, махнув рукой на поручение отца и даже на собственные замыслы. А Семислава… До весны еще долго, и Лада дождется своей судьбы в подземном заточении.

Местные жители скорее одобряли решение князя породниться с Бранемером – войны с ним или смолянами никто не хотел.

– Вот и будет у нас снова мир навек, как пращурами завещано, – приговаривал старейшина в Можеске, дед Лихолет. – Князь-то Бранемер – ясный сокол, всем молодцам молодец. Оно плохо, что деточек Макошь никак не дает. Ну да теперь все наладится. Давно бы ему догадаться – жену из волхвов взять. Родится у тебя витязь славный, княжна, за ним вся земля наша будет как за стеной каменной.

Другая невеста радовалась бы, что на нее возлагают такие надежды и пророчат такую славную участь, но Лютава только кивала, не находя сил даже улыбнуться. Славный витязь у нее действительно родится, но отцом его должен стать вовсе не Бранемер!

Время шло, ничего не случалось. С каждым днем Лютава приближалась к Десне, а значит, и к свадьбе. Толига успокоился и повеселел. Насколько он знал дочь Семилады, «волчица» должна была своей священной сулицей заколоть сродника и половину его людей, а потом убежать в лес, яростно воя на луну. Однако она молчала. Толига не знал, радоваться ее покорности или опасаться подвоха. Он не раз пытался заводить с невестой разговоры: объяснял, что в случае ее непокорства у Лютомера будут отняты все надежды занять со временем место угренского князя, что оба они будут изгнаны из отцовской семьи и погибнут; что для всей земли угрян чрезвычайно выгодно заключить союз с таким сильным соседом, как Бранемер; нахваливал ум и мудрость Лютавы, рассуждал, что такая жена легко подчинит себе даже могучего воина и будет править всей дешнянской землей, не упуская из виду нужды и выгоды Ратиславля.

Остановившись в Чурославле, они узнали, что не так давно с Жиздры тем же путем проехали послы князя Святко. Оковский князь собирался предложить дешнянскому князю руку своей младшей дочери, княжны Кремены. И вятичские сваты опережали угренских на несколько дней. Толига опасался, что ко времени приезда угренской невесты Бранемер уже примет то первое сватовство. Впрочем, саму невесту вятичи с собой не везли, Лютава же – вот она, и свадьбу можно будет устроить хоть в день приезда. Предстоит неприятное объяснение с оковским боярином Жизнодаром, но надежды пристроить дешнянскому князю именно свою невесту оставались велики, и Толига не терял бодрости.

Нечего и говорить, с каким изумлением в Чурославле узнали, что Лютаву везут-таки Бранемеру, с которым из-за нее вот только что воевали. И ладно, если бы эту войну угряне проиграли, – так выиграли же, и теперь по всем законам и обычаям князю Вершине полагалось взять себе невесту из рода Витимеровичей вместе с обязательствами дани или еще чего-нибудь такого, но уж никак не наоборот. Это его решение выглядело обидным и унизительным не только для Лютавы, но и для всего племени, и чурославльцы, пережившие тревоги едва не разразившейся войны, ощущали это особенно остро.

Здесь ее бы поняли, но просить помощи Лютава не стала.