Впрочем, тоже знакомое. Перед ней простиралась пещера, где посередине горел огонь, а стены терялись во мраке.

И тут она вспомнила. Именно здесь они с Лютомером и Радомером втроем загрызли зверозмея, здесь скрывалась Галица, выращивая зверозмеенышей, основу своей будущей силы и власти. Войдя священной ночью в пространство Навного мира, они попали не к Ладе, а туда, куда им обязательно требовалось попасть. Кто сумел это сделать – Яровед, наполненный силой Рода, или сам Лютомер, принимающий в эти дни дух божественного отца-Велеса, – она не знала, но и думать не оставалось времени.

Ибо Галица была здесь. Изможденная женщина с распущенными волосами и огромными черными в полутьме глазами, она сидела у огня и смотрела в широкую глиняную чару с водой. Держа ладони над водой, колдунья вела со стихией неслышную беседу. Она тоже спешила использовать священное время, увеличивающее всякие силы. Она вела разговор с духом-подсадкой, и ее голос князь Вершина слышал как голос собственной души.

И вдруг ее уединение нарушилось. В надежном убежище из ниоткуда появилась сразу целая стая – два волка и три медведя. Это были духи живых, принявшие в Навном мире иной облик, и это были ее враги.

Галица вскочила, опрокинула чару и бросилась бежать. Вода вылилась на огонь, пламя опало, угли зашипели.

…В Ратиславле, где весь род, собравшись в братчине, с тем же буйным разгулом отмечавший новогодье, князь Вершина вдруг выронил чашу с медовухой и упал прямо на праздничный стол. К нему кинулись, пытались поднять, думая, что князюшка спьяну не устоял на ногах, а князь дико кричал, словно его жжет пламя, бился и изгибался. Прибежали бабка Темяна и Велерог, возглавлявшие колядные обряды, но ничего сделать не получалось – Вершина кричал, будто его сжирает внутренний огонь, бился, царапал себе руки и лицо, рвал волосы, отталкивал даже свою мать, никого не узнавая. Его связали, облили наговоренной водой, и он немного утих, но продолжал вскрикивать и стонать. Праздник прекратился, по городку пролетел жуткий слух: самим князем завладел какой-то злобный дух и князь умирает!

А в Навном мире белый волк, одним прыжком перелетев через гаснущий огонь, кинулся вон из пещеры следом за бегущей женщиной. Выбегая наружу, она запнулась, упала – но едва ее тело коснулось земли, как женщина исчезла и вместо нее вскочила собака – среднего размера, рыжевато-бурая, с вислыми ушами. Понимая, что эти пятеро, каждый из которых по отдельности был значительно крупнее и сильнее нее, пришли за ее смертью, собака мчалась через лес с такой скоростью, будто у нее восемь лап.

Но и преследователи не отставали. Два волка, белый и серый, летели над землей, почти не касаясь лапами тропы, и три медведя – один огромный, второй поменьше и третий, медведица, еще поменьше – тоже не отставали. Бегущий медведь догонит даже лошадь, не говоря уж о какой-то собаке.

Собака металась из стороны в сторону, пытаясь уйти то в норы, то за реку, но каждый раз кто-то обходил ее и впереди оказывалась оскаленная огромная пасть и горящие яростью звериные глаза. Но собака, в отчаянии спасая свою жизнь, всякий раз уворачивалась со змеиной гибкостью и каким-то чудом избегала когтей и зубов.

– Гони, гони, братец Белый Волк, скорее гони! – раздался сверху знакомый голос, и огромный черный ворон мелькнул над головами. – Утро близко, а утром уйдет! Гони!

– Братец мой, Черный Ворон! – взвыл в ответ волк. – Ты везде летаешь, все пути знаешь! Куда бежит враг мой, где спастись хочет?

– Вижу выход наверх, в Явный мир! – прокаркал ворон, делая широкие круги над головами. – Туда тропа лежит натоптанная! Как выйдет в Явный мир, не догоните, вашим лапам туда хода нет!

– Где выход? В какой земле?

– В твоей земле родной, возле Угры-реки! Есть там лес дремучий, а в лесу болото зыбучее, а в болоте тьма черная, проклятая, костями человечьими устланная! Яма та – ворота духа черного, духа подсадного, что сердце сосет, человека губит!

– Я знаю, знаю! – закричала на бегу Лютава.