– Где выход? В какой земле?

– В твоей земле родной, возле Угры-реки! Есть там лес дремучий, а в лесу болото зыбучее, а в болоте тьма черная, проклятая, костями человечьими устланная! Яма та – ворота духа черного, духа подсадного, что сердце сосет, человека губит!

– Я знаю, знаю! – закричала на бегу Лютава. – Знаю! Та яма! Где кости! Где она людей топила, в жертву приносила!

– Братец Черный Ворон! – снова взвыл белый волк. – Лети в Явный мир, на Угру-реку! Найди старика Просима, скажи ему, что враг его вот-вот из черной ямы вылезет! Скажи ему!

– Скажу! – ответил Черный Ворон, сделал еще круг, взмыл вверх и исчез.

Образовав широкое полукольцо, звери гнали собаку, не давая свернуть в сторону. Она неслась из последних сил, иногда оглядываясь и видя совсем близко морды преследователей. Собака порой сливалась с окружающим пространством, и Лютаве приходилось напрягать все силы, чтобы продолжать ее видеть. Уже светлело впереди крохотное пятнышко – выход в Явный мир. Выйдя туда собакой, Галица не сможет сразу вернуться в свое тело, но зато сохранит жизнь. А ее преследователи едва ли захотят выходить в Явь в зверином облике – да и смогут это только двое из пяти – чтобы оказаться за много переходов от своих человеческих тел.

…А старик Просим, вместе с домочадцами певший колядные песни во дворе села Крутиничей, где жили родичи невестки, вдруг остановился и замер. Видимый ему одному, над головой кружил огромный черный ворон.

– Тор-ропись, стар-рик! – прокаркал он. – Вр-раг твой стр-рашный, что р-род твой загубил, на землю спешит! Из ямы чер-рной вот-вот выбер-рется! Тор-ропись!

Просим мгновенно все понял. Бросив мешок с пирогами, он метнулся в сени и схватил топор, один из тех, что в каждом доме лежал под лавкой, лезвием ко входу, оберегая семью. Как был, в вывернутой шубе покойной жены, в ее платке поверх козьей личины, сам страшный и дикий, как дух, бортник побежал в лес, и воодушевление священной ночи наполняло старое, почти негодное тело невиданной силой и резвостью. Просим летел, как молодой, не чувствуя своих усталых ног, зная одно – сейчас он свершит свою месть, сейчас или никогда! Волшебная ночь конца года подарила ему эту драгоценную возможность, и он был полон решимости не упустить ее, даже если за этот последний порыв придется заплатить остатком жизни.

К счастью, Крутиничи жили на другой стороне того же леса. Кто-то не так давно возил из лесу бревна, и широкий след от полозьев еще виднелся. По следу бежать было легче. Потом он свернул в другую сторону, но уже началось замерзшее болото, и старик рванул напрямую. Этот лес он за всю жизнь выучил так хорошо, что не мог бы заблудиться ни в какое время года, ни днем, ни ночью.

Вот могильный холм – под снегом он кажется ниже, но стоит, напоминая об обязанности мести. Вот и яма – она не замерзла на зиму и дышит черной водой среди белого снега, как зловещий глаз Того Света.

Задыхаясь, старик подбежал к яме и схватился за грудь. Никаких следов на снегу не было – успел!

А вода в яме вдруг заволновалась и пошла паром. Крякнув, Просим привычно ухватил топор обеими руками. Вода забурлила – нечто раздвигало слои бытия, открывая ворота между мирами.

…Белый волк в последнем отчаянном прыжке метнулся вперед, пытаясь ухватить собаку, – он не терял надежды разделаться с ней самому, не полагаясь на кого-то другого. Острые зубы схватили самый кончик задней лапы – собака отчаянно взвизгнула, извернулась, ухватила зубами волчье ухо, но тут на нее прыгнула серая волчица.