Синякин подошел к нему, вырвал из рук автомат, поднял за шиворот и наградил хлесткой пощечиной. Голова Ибрагимки мотнулась, но смех не затихал. Послышался еще один звук пощечины. Синякин оттолкнул молодого ваххабита, и тот упал, продолжая смеяться.
— Урод, — поморщился Синякин, вытирая ладонь о брюки.
Глава 34
ОБМЕН
Все шло как по маслу. Переговоры прошли успешно. Вроде бы были даны весомые гарантии. Чеченцы подъехали к месту обмена на фургончике-"уазике" с небрежно закрашенным зеленой краской крестом — бывшая «таблетка», доставшаяся им в качестве трофея после первой чеченской войны.
На голову обмениваемого был надет холщовый колпак, через который он дышал с трудом. Человека толкнули в спину, и он, пробежав несколько шагов, рухнул на колени. Бородатый, в широких шароварах и длинной рубахе чеченец кинул рядом с пленным небольшой мешок, в котором лежало что-то круглое, дернул за руку своего родственника, того самого, кого они выменяли, и они кинулись к машине.
Алейников наблюдал из укрытия, с позиции, которую выбрал перед обменом. И все происходящее нравилось ему все меньше.
Он поймал в безбликовый бинокль мешок, который бросил бандит в пыль. И тут все встало на свои места.
— Огонь на поражение! — крикнул он в рацию снайперам.
— Повторите приказ. Там гражданские лица, — замешкался снайпер.
— Огонь!
— Но…
— Ты, мудак! Огонь на поражение!
Захлопали выстрелы. Бородач, не успевший добежать до машины, рухнул на землю. Обмененный чеченец заскочил в уже тронувшийся с места «уазик». Потом ударили автоматы — били с той, вражеской стороны. Потом грубо и тяжело включился собровский пулемет, и автоматы заглохли — пулеметчику, кажется, повезло, и он накрыл с первой очереди огневую точку.
«Уазик» проехал всего несколько метров, и было видно, как отлетают куски краски, когда в них впиваются пулеметные пули. Вскоре все было кончено.
Алейников, в окружении щерившихся автоматами, ждущих, когда снова заговорят замолчавшие горы, и привычно выбиравших самые выгодные позиции бойцов, подскочил к так и стоящему на коленях человеку, сорвал с головы колпак.
На него смотрели подслеповатые, щурившиеся от яркого солнечного света, от которого отвыкли давным-давно, глаза какого-то никчемного бомжа.
— Суки! — чуть не плача завопил Магомед и, схватив оставленный бандитом мешок, развязал его. Из него выпало и покатилось по пыли что-то влажное, тяжелое, круглое. Предмет замер — это страшно скалилась голова заложника, ради обмена которого и была затеяна операция.
— Ты теперь мой брат, — потом говорил Магомед, начальник Хасавюртовского отдела милиции. — Ты убил этих нелюдей!
Тогда был перерыв между двумя войнами и строилась новая Чечня, вовсю функционировала масхадовская комиссия по античеченской деятельности, которая собирала информацию на солдат и офицеров, воевавших против гордого горного народа, и обсуждались планы по их ликвидации, бандиты считали, что весь мир у них в кармане и русские всегда будут подставлять шею для ударов… Тем более что по приказу сверху милиции и войскам категорически запрещались активные действия. И Алейникову было непросто в тот самый момент, когда картинка происшедшего для него стала ясной и четкой, отдать приказ:
«Огонь на поражение»…
Как он тогда почувствовал, что их кинули и вместо похищенного дагестанского милиционера привезли бомжа? Он и сам ответить не мог. После этого он много раз участвовал в обменах. В общей сложности он выменял одиннадцать человек, учась на своих и чужих ошибках. С того времени у него не было ни одного прокола. Он надеялся, что и сейчас все пройдет на высшем уровне. |