Ты расспрашивала меня о Рози — мило и ненавязчиво, и когда узнала, что она была моей подругой, решила, что она и написала записку. Тогда ты и задумалась, зачем дядя Шай хранит в комоде записку от мертвой девушки. Поправь меня, если я ошибаюсь.
Никакой реакции. От этого допроса я так устал, что хотелось сдвинуть сиденье и уснуть на полу машины.
— Ты обрабатывала меня, пока я не согласился привезти тебя к бабушке. Ты все выходные тянула с математикой, чтобы взять домашнюю работу с собой и оказаться с дядей Шаем с глазу на глаз. А потом ты давила на него, пока не заставила говорить об этой записке.
Холли кусала губы.
— Я не нападаю на тебя; ты потрясающе все организовала. Я просто излагаю факты.
Она пожала плечами:
— И что?
— Если ты не думала, что дядя Шай сделал что-то плохое, тогда к чему вся эта суета? Почему просто не сказать мне, что ты нашла? Я сам бы с ним поговорил.
— Это тебя не касалось, — еле слышно прошептала она, обращаясь к коленям.
— Касалось, солнышко, и ты это знала. Ты знала, что Рози мне небезразлична, знала, что я детектив, и знала, что я пытаюсь выяснить, что с ней произошло. Так что эта записка меня очень даже касалась. И потом, тебя никто не просил хранить секрет. Так почему ты мне не сказала? Или ты понимала, что тут что-то нечестное?
Холли аккуратно вытянула красную нитку из рукава кофты, растянула ее пальцами и начала внимательно изучать. На секунду мне показалось, что она сейчас ответит, но вместо этого Холли спросила:
— А какая была Рози?
— Смелая. Упрямая. Веселая… — Я не совсем понимал, зачем все это, но Холли искоса поглядывала на меня и внимательно слушала. От неяркого света фонарей ее глаза стали темнее и загадочнее, в них нельзя было ничего прочесть. — Она любила музыку, и приключения, и украшения, и друзей. Она строила грандиозные планы и никогда не сдавалась. Она тебе понравилась бы.
— Нет, не понравилась бы.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь, птичка, понравилась бы. И ты ей понравилась бы тоже.
— Ты любил ее больше, чем маму?
Вот что.
— Нет. — Ответ получился у меня так просто и легко, что я не посчитал его ложью. — Я ее любил по-другому. Не больше, а иначе.
Холли глядела в окно, наматывая нитку на пальцы, и думала свои напряженные думы. Я не вмешивался. На углу мальчишки — ровесники Холли — спихивали друг друга с парапета, визжа и стрекоча, как мартышки. Я заметил огонек сигареты и отблеск банок.
— Дядя Шай убил Рози? — напряженно спросила Холли.
— Не знаю. Не мне это решать, и не тебе. Это решит судья — и присяжные.
Мне хотелось ее подбодрить, но Холли сжала кулаки и хлопнула по коленям.
— Нет, папа, мне не важно, кто решит! На самом деле — он?
— Да. Я совершенно уверен, что он.
Воцарилось долгое молчание. Мартышки на парапете швырялись чипсами и одобрительно улюлюкали.
— А если я расскажу Стивену, о чем мы говорили с дядей Шаем… — сказала Холли все тем же тихим зажатым голосом. — Что тогда будет?
— Не знаю. Придется подождать.
— Он попадет в тюрьму?
— Возможно. От многого зависит.
— И от меня?
— Частично. Частично — еще от множества разных людей.
Голос Холли чуть дрогнул.
— Но он не делал мне ничего плохого. Он помогает с уроками, а еще он учил меня и Донну, как руками показывать тени. Он разрешает мне отпить у него кофе.
— Я знаю, милая. Он был для тебя хорошим дядей, и это важно. |