Она проснулась от вторжения какого-то человека, теперь другой несет ее на руках. Вместо того чтобы прийти ей на по мощь, тетя Се или и Эдит с готовностью подчиняются ему. Сам же она на удивление смело разговаривала с незнакомцем. Та кого с ней прежде не случалось.

Как будто в ее повседневную жизнь вторглось сновидение или волшебная сказка.

Взглянув на его шею, видневшуюся над воротником черной рубашки, девушка покраснела. Энн закрыла глаза, но кровь в ней кипела – она остро чувствовала его дыхание, силу рук, очаровательный запах омытой дождем кожи. Этот незнакомец действительно несет ее на руках, а она в одной ночной рубашке. Это неприлично до крайности, скандально. Но если она начнет сопротивляться или требовать, чтобы он отпустил ее, все станет еще хуже. Лишь одеяло, в которое она закутана, и ее собственная добродетель служат ей защитой.

В гостиной тепло. В камине тлеют остатки углей. Архангел посадил Энн на диван. Он подоткнул одеяло вокруг ее голых ног, словно она хрупка, как веер из слоновой кости, и улыбнулся ей:

– Так лучше, мисс Марш? Я бы попросил прощения и у вас также, но не уверен, что найду достаточно слов для извинений. Вы должны считать меня негодяем. Даю слово, я не хотел причинить вам вред.

Энн откинулась на спинку дивана, набитую конским волосом, и натянула одеяло до подбородка, а незнакомец подошел к камину и принялся ворошить угли. Хотя девушка и чувствовала себя неловко в его обществе, однако не забывала, что она особа рассудительная, практичная, не склонная к панике. Отец учил ее, что когда разум подводит, нужно постараться услышать тихий спокойный голос, который всегда звучит в сердце каждого человека. И все равно сердце у нее бьется слишком громко, а рот словно забит сухим клеем.

– Я не намеревался никого оскорблять, – продолжал незнакомец. – Но это несколько неправильное вступление, не так ли? – Он нагнулся, подбросил угля, потом зажег от огня маленькую свечку, чтобы зажечь другие свечи. Комната озарилась ярким светом. – Попробуйте, если хотите, …представить себе, что нас познакомили по всем правилам у вас в провинции, в зале для приемов. Может быть, так вам будет легче.

– Представить себе? – сказала Энн. – Вряд ли я могу сделать это, сэр. Мой отец – священник с независимым доходом, конгрегационалист. Мы – диссентеры. Хотя мы и не так строги, как другие. Но на местные балы я не хожу. А сами вы кто? Зачем выспрашивали у соседей наши имена? Что вам здесь нужно?

Он плавно повернулся. Энн снова подивилась, как пластично он движется для своей комплекции. Сила словно приходила откуда-то из глубины, гибкость давалась без каких-либо видимых усилий. Но насчет его глаз она, пожалуй, ошиблась, они были цвета теней в зимнем лесу, испещренных солнечным светом.

– Если я вам скажу, вы не поверите.

– Не поверю чему?

Лицо у него темное от загара, приобретенного не в Англии. Гладкая кожа выглядит необычайно экзотично, хотя, судя по его произношению, он, безусловно, англичанин и джентльмен.

– Я узнал ваши имена только потому, что искал молодую леди, потерявшую зонтик сегодня днем на улице.

– Мой зонтик?

Энн казалось, что, беседуя с архангелом о зонтике, она погружается в какое-то странное безумие. Ведь, разумеется, на самом деле он не ангел, не гигант – просто высокий, необычайно сильный мужчина.

Он кивнул в сторону стоявшего у окна стола. Комок черной ткани лежал рядом со стеклянной моделью корабля, которую капитан Сейли привез давным-давно из Бристоля.

– Вот этот зонтик.

Энн вцепилась в одеяло обеими руками, сердце у нее сжалось.

Человек этот гибок, силен и молод.