На три-четыре мили вперед как дорога на Элабон, так и большая часть прилегающих к ней территорий были грубо стерты с лица земли. То, что осталось, представляло собой пространство, испещренное грязными наползавшими друг на друга воронками с истерзанными краями, некоторые достигали сотни футов в диаметре и двадцати в глубину. Создавалось впечатление, что гигант, разгромивший оставшуюся позади крепость, стал затем развлекаться, швыряя на землю громадные валуны. Но никаких валунов в округе не наблюдалось, и природа ужаснейших разрушений оставалась загадкой.
Колесницы не были предназначены для езды по такой местности. Дважды Джерину и его людям приходилось останавливаться и чинить колеса, которые то и дело задевали за вмятые в грязь стволы деревьев и остатки дорожного покрытия. Один раз пришлось ремонтировать сломанную ось у колесницы Нордрика.
Вэн пустил в ход бронзовые гвозди, кожаные веревки и значительную долю надежды.
— Может, выдержит, а может, и нет, — пояснил он. — Остается только, чтобы лошадь сломала ногу в этом кошмаре.
Пальцы Джерина сами сложились в защитную комбинацию.
— Да не услышат тебя боги.
Они едва сумели выбраться из всей этой жути до захода солнца. Все четыре луны низко висели над восточной стороной горизонта. Нотос была почти полной, а Тайваз несколько недобирала до четверти.
В ту ночь голоса призраков звучали более настойчиво и громко, чем Джерин когда-либо слышал. И снова один из духов пытался внушить ему некие сведения, и снова Лис не понял его. Но, несмотря на неудачу, что-то внутри его ответило призраку, словно тот являлся тенью человека, которого он некогда хорошо знал. Эта ощущение не давало Джерину покоя, и он листал колдовские книги Райвина, пока не погрузился в сон.
На следующий день он и его люди наткнулись на другие препятствия, уже в землях, принадлежавших Пэлину Орлу. Там дела обстояли еще хуже: по искореженной местности протекало несколько ручьев, образовавших пруды и лужи. Из-за них переход превратился в сплошную борьбу с липкой и склизкой грязью.
Иногда колесницы проваливались в жижу по оси. Воинам приходилось вылезать из них и помогать лошадям. Когда отряд наконец выбрался на твердую почву, и люди, и животные были совершенно измотаны и вдобавок к тому сплошь облеплены вонючей грязью. Джерин с отвращением заметил, что к его ногам присосалось несколько толстых пиявок.
День еще не кончился, однако Лис решил разбить лагерь возле чистого ручейка. Там по крайней мере можно было вымыться. Но большинство его людей, измученных столь тяжелой дорогой, рухнули наземь и тотчас забылись сном.
Лишь в Райвине наблюдалась некая веселость. Джерина она удивила. Он ожидал, что южный щеголь сильно расстроится из-за растерзанного костюма.
— О да, приятель Лис, конечно же, мне все это не по нутру, — ответствовал с ухмылкой южанин. — Но, скажи, что мне делать в моем положении, если не подтрунивать над собой? Более того, я действительно начинаю подозревать, что Баламунг устроил весь этот погром с единственной целью: лишить твои земли малейшей помощи со стороны. Кажется, ты говорил мне, что твой замок охраняет какой-то волшебник?
— Йо, по крайней мере, я надеюсь, что это так. Сиглорел, сын Шелофаса. Он, конечно, обучался на юге, но я не знаю, удастся ли ему выстоять против такого мага, как Баламунг. Кроме того, он слишком много пьет.
— По твоим представлениям, я тоже. Однако же это не помешало тебе взять меня собой в этот безумный поход? К тому же не следует забывать, что одних отчаянная ситуация превращает в трусов, зато у других отшелушивает весь мусор и оставляет лишь самое лучшее.
— Да услышит тебя великий Даяус, — отозвался Джерин, вновь тронутый попытками Райвина его подбодрить.
Впрочем, слова южанина были не лишены смысла и заставляли задуматься. |