Но теперь он решительно был настроен убить по крайней мере одного дроу, прежде чем расстаться с жизнью.

– Малышка Доу, о, дорогое мое дитя! – воскликнул Тос’ун, когда наконец снова встретился с Дум’вилль в нижних туннелях Подземья. Отряд Бэнров оставил Тсабрака и направлялся обратно в Мензоберранзан.

– Куда ты меня привел? – спросила Дум’вилль. Голос и выражение лица ее выдавали смертельный страх, потрясение, отвращение.

Это печальное лицо и полный ужаса голос ранили Тос’уна сильнее, чем он мог себе представить. В конце концов, он происходил из Дома Баррисон Дел’Армго, он был благородным воином-дроу, занимавшим высокое положение среди членов Второго Дома Мензоберранзан а, и, возможно, самого могущественного войска среди всех семей дроу в этом мире.

Так почему его взволновали чувства дочери? Ему следовало интересоваться лишь тем, славу или неприятности она принесет ему.

– А чего ты ожидала? – жестко спросил он. – Разве я не учил тебя обычаям дроу? Может быть, жизнь среди наших слабых сородичей сделала тебя слабой?

– Отец…

– Молчать! – воскликнул он и наотмашь ударил ее по лицу. – Ты дроу или дартиир? – спросил он; этим словом дроу называли эльфов, обитавших на поверхности, и произносилось оно обычно с презрением и злобой.

– Если я дартиир, тогда я скоро умру.

– Если ты дартиир, тогда ты скоро будешь умолять о смерти, – поспешил объяснить ей Тос’ун. – Неужели ты считаешь, что Мать Квентл, или любой из них, или даже я, позволим тебе жить…

– Ты любил мою мать?

– Любовь, – с неприкрытым презрением процедил дроу. Этот вопрос задел Тос’уна сильнее, чем он хотел бы признаться самому себе, потому что с Синнафейн он действительно узнал, что такое любовь. Сначала он жил с эльфами Лунного Леса из чистой необходимости, чтобы выжить, но прошли годы, и чувства его изменились.

Однако Тос’ун Армго понимал, что поддаться этим чувствам сейчас значит обречь себя и свою дочь на верную смерть.

– Любовь полагается испытывать только к богине, – жестко произнес он. – Я был пленником у народа твоей матери, и это все. Да, я познал с ней плотское наслаждение, и на свет появились ты и твой брат. Я не мог покинуть ее и ее отвратительное племя дартиир, не рискуя жизнью. Но теперь ты привела меня… домой.

Дум’вилль долгое время стояла неподвижно, пытаясь осмыслить эти слова и смириться с ясным, жестоким тоном, каким они были сказаны. Она опустила взгляд и уставилась на ножны, висевшие на бедре Тос’уна.

– Отдай мне мой меч, – приказала она.

– Мать велела мне носить его.

Дум’вилль смотрела на отца повелительно, и во взгляде ее была ненависть. Тос’ун понимал, что в душе ее происходи! борьба, такая же битва, которую ей пришлось выдержать, чтобы подчинить себе Хазид-Хи. Но сейчас она пыталась подчинить себе ту сторону своей личности, которая относилась к дартиир: мягкость эльфов, доставшуюся ей от Синнафейн, воспоминания о детстве и юности, проведенных в Лунном Лесу. Тос’ун знал, что она должна выиграть эту битву, причем быстро и решительно, иначе она превратится в жертву мучителей из Мензоберранзана, а возможно, даже в одно из проклятых восьминогих чудовищ, вынужденных вечно влачить ужасное существование.

– Этот меч принадлежит мне, он достался мне в качестве трофея в честном бою, – сказала она.

– Как только Мать прикажет, я верну его тебе.

Он заметил, что Дум’вилль побледнела и смотрит куда-то ему за спину. Тос’ун резко развернулся и увидел совсем рядом Мать Квентл.