Так же скромно он избежал прикосновения к святым мощам – допускалось такое только избранным из избранных. Не ощущал он себя таковым, не ощущал! Одно дело – полюбоваться искусным творением древних мастеров – иконописцев, резчиков по дереву, зодчих – и совсем другое ощутить в себе восторг от прикосновения к церковным таинствам, к древним костям, от слепой веры в нечто такое, что доступно человеку только в будущей жизни, из которой нет возврата. Но если возврата нет, отчего так убеждены в ней пророчествующие служители церкви?
– Вера не допускает сомнений. Не наш вы человек, – твердо, к большому разочарованию за своего друга определил владыка, глядя на Варламова. – Не наш!
Они сидели за обильно накрытым столом в доме Градова и, после тоста за русские святыни, Варламов, глянув на подвешенный к стене неподалеку от его места православный календарь, спросил:
– Владыка, а не переборщили ли мы сегодня с закусками? Разве сейчас не время поста?
Владыка нахмурился, внимательно осмотрел стол с тарелочками, на которых были разложены пирожки с грибами, грибы без пирожков, вареники, спаржа, овощные салаты, креветки, крабы, консервированные осьминоги, прочая недостойная упоминания мелочевка и облегченно улыбнулся:
– Не надо воспринимать пост буквально. Пост – это воздержание, что есть категория прежде всего духовная, и направлен во благо человека. Даже в буквальном выражении во время поста делается исключение для страждущих и странствующих. Но если вы говорите о скоромном, то все эти ваши осьминоги – не рыба и не мясо, даже в писании сказано, что Господь создал зверей, птиц, рыб морских и прочих тварей. На тварей пост не распространяется.
– Понятно, – ответил Варламов, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не прозвучала ирония.
– Понятно ли? – Владыка поднялся из-за стола, прошелся, погладил задумчиво бороду. В комнате словно поднялось напряжение. И тут Градов умело, как всегда, разрядил обстановку:
– А вот анекдот про батюшку и гусара помните? Едут они в одном купе, и гусар спрашивает: «Я, батюшка, водку не пью, за женщинами не увязываюсь, пост блюду. Правильно ли я живу?». Батюшка ущипнул проводницу пониже талии, развернул сверток, достал курочку, налил стопочку коньяку выпил, крякнул, бороду рукавом рясы отер и отвечает: «Правильно-то правильно. Да только зря». Так вот мой тост за жизнь, чтобы не зря.
Они выпили, владыка расслабился, посмеялся, но потом вдруг посерьезнел опять и, в упор глядя на Варламова, изрек:
– Не надо путать священнослужителей со святыми. Мы служим Господу, мы несем его слово пастве, мы следим, чтобы свершалось предначертанное Им. Но сами мы просто люди. И ничто человеческое нам не чуждо. А вы… нет, вы не наш человек.
Благоговейную тишину, нарушаемую только гласом владыки из-за иконостаса, нарушил гомон расходящейся толпы. Уставший, но не подающий вида владыка прошел через царские врата в алтарную и опустился в ожидавшее его кресло. Официальная часть завершилась. Священнослужители выстроились в очередь, чтобы лично поздравить владыку с юбилеем. Была ли очередь выстроена строго по сану, Варламов определить не смог, но если так, вся их светская троица, размещенная где-то в середине потока поздравляющих, оценивалась, очевидно, не ниже сана архиерея. Первым из них стоял Каминский – Артамонов. Высокий, крепкого телосложения, наследник древнего дворянского рода. Обязывающего рода. Вторую часть фамилии сам Николай, как правило пропускал, чтобы не вызывать лишних вопросов, но церковные иерархи о ней ведали без сомнений. И напоминали. Как правило, каждое из таких напоминаний оборачивалось для Каминского – Артамонова небольшой брешью в семейном бюджете или в бюджете его компании, а для церкви – новой библиотекой, брусчаткой во дворе или новой церковной утварью. |