Шаги глухо отдавались в комнате, дверь заскрипела, но открылась. Взгляду Мбома предстал коридор. Те же стены, глиняные на вид, светильники и отсутствие видимого потолка. Пол ровен и чист – никаких следов пыли или грязи. Мбома оглянулся на комнату и, тяжко вздохнув, шагнул в коридор.

Прошел десяток шагов и уткнулся в развилку. Совершенно одинаковые, неотличимые от первого проходы, вели в стороны. Мбома пожал плечами и двинулся налево, чтобы через десяток шагов упереться в еще одну развилку.

«Я же заблужусь! – мелькнула мысль. – Надо вернуться». Но вернувшись, Мбома не нашел коридора, заканчивающегося дверью. Там, где он должен был быть, тянулась стена.

Поняв, что вернуться не дадут, Мбома двинулся в другую сторону. Свернул направо, потом еще направо. По его расчетам, он должен был находиться уже за пределами Храма, но коридорам не было конца. Одинаково‑равнодушные, тихие и пустые, они тянулись, казалось, на многие версты, и внушали ужас неизменностью.

Страх нарастал, заставляя ускорить шаг. Представляя, как он погибает здесь от голода и жажды, зул мчался по коридорам, не глядя, куда сворачивает. Время от времени казалось, что за спиной слышны шаги, и тогда он останавливался. Но все было тихо.

Страх достиг апогея в тот миг, когда Мбома не успел повернуть, и стена словно прыгнула на него, ударив в лицо.

Боль и вкус крови на губах отрезвили его. Зул протер глаза и осмотрелся. Направо шел коридор, обычный, в левом же направлении что‑то было не так. Всего через десяток шагов там темнело что‑то, что могло быть только дверью.

«Вот он выход! – сердце рванулось на волю, радостно забившись. –Я дошел!» Невероятная, невозможная надежда родилась в душе, заставив выдержанного обычно мужчину плясать от радости.

Немного успокоившись, Мбома двинулся к двери. В груди сладко щемило, он предчувствовал триумф возвращения.

Металлическая ручка обожгла ладонь неожиданным холодом. Скрипа не было. Дверь легко подалась, и из‑за нее хлынул свет, яркий, белый и чистый. Холод сковал члены, и Мбома уже не видел, как исчезает его тело, растворяясь в ослепительном сиянии.

Поэт

Дверь, над которой красовался герб орды Ими – сабля, перерубающая копье, казалась сделанной из сухих стеблей ковыля. По ее поверхности пробегали волны, словно от ветра, хотя сам Костук не ощущал ни дуновения.

Магическое зрение ничем не помогало. Храм виделся клубком Силы, столь огромным и запутанным, что разобраться в нем можно, только просидев здесь несколько Циклов.

С бьющимся сердцем наблюдал маг, как уходит вверх ковыльная дверь, втягивается куда‑то, открывая арку входа. Затаив дыхание, переступил порог.

С легким хлопком проход позади закрылся. Тьма, опустившаяся на мага, не была непроницаемой. Откуда‑то спереди доносился рассеянный багровый свет. Не тратя времени, Костук двинулся в ту сторону. Идти пришлось узким проходом, напоминающим лаз в пещеру.

В пещере он и оказался. Факелы, закрепленные на вбитых в стены держателях, освещали обширное пространство.

Потолок густо зарос белыми иглами сталактитов, некоторые достигали в высоту несколько аршин. Где‑то капала вода. Все же свободное пространство на полу оказалось заставлено сундуками. Некоторые бесстыдно обнажили чрево, и внутри виднелись россыпи монет, слитки драгоценных металлов, разноцветные камни, богато украшенное оружие.

С интересом подошел маг к одному из сундуков. Поднял огромный изумруд, по форме почти идеальный шар, размером с голову ребенка. На такой камушек можно безбедно жить многие годы.

Костук усмехнулся, положил камень на место, пошел дальше. Не за сокровищами пришел он сюда. Чем далее он шел, тем гуще торчали белые наросты, образовав, в конце концов, настоящий лес.