Жаль, что нельзя пойти к глупой тетке Глафире, которая вбила себе в голову, что он должен заменить ей погибшего сына. Когда она явилась к нему в первый раз, он удивился настолько, что не смог отказать себе в удовольствии удовлетворить любопытство. Оказалось, баба всего лишь хочет «поддержать» бедного мальчика, попавшего в беду. А что? Он был не против, чтобы она его поддерживала. Родная мать от него отвернулась: не то что ни одной передачки не передала, но и не написала ни строчки. С того дня, как судья огласил приговор, для матери он перестал существовать. Обидно? Не то слово!

А вот для Глафиры он стал чем-то вроде путеводной звезды, наполнил ее пустую, никчемную жизнь смыслом. Она таскала ему печенье, леденцы и местную валюту – чай и сигареты, несмотря на то, что сам он не курил. Передачки Глафиры стали подспорьем, а ее визиты скрасили одиночество. Согласившись общаться с ней, он вытянул счастливый билет. Именно Глафира, сама того не подозревая, подарила ему возможность выбраться из заключения. Как и любая баба, она была не прочь посплетничать, и когда в комнате для свиданий появилась та учительница, Глафира чуть слюной не захлебнулась, расписывая ему жизнь «богатенькой старой девы», которая, оказывается, от одиночества спуталась с зэком. Как только он увидел, к кому пришла учительница, у него в голове что-то щелкнуло: он понял, что пришла пора действовать.

Глафира… тупая грубая баба, сейчас она была бы как нельзя кстати. Он заранее выспросил, где она живет. Так, на всякий случай. Тогда он еще не думал о побеге, но информация никогда не бывает лишней. Сегодня, после тщетных попыток добыть еду, он решил вернуться в Виндрей, прийти к Глафире и уговорить ее помочь вывезти его из Мордовии. По рассказам он знал, что ее двоюродный брат работает проводником на поезде дальнего следования, причем состав, который он обслуживает, ходит через Торбеево – то ли до Оренбурга, то ли до Орска. Ему плевать, куда ехать, лишь бы подальше отсюда. Почему не помочь бедному мальчику? Почему не отправить его в Оренбург? Спрятать в купе проводника, и дело в шляпе.

Он снова греб на веслах, только теперь против течения, к тому же истертыми в кровь ладонями, но до Виндрея все-таки добрался. Каково же было его удивление, когда он увидел на берегу, как раз напротив шалаша, построенного придурочным дружком Ледоруба, целую колонну милицейских машин, а на берегу не меньше дюжины милиционеров! Он понял, что шалаш нашли и к Глафире ему нельзя.

Какое разочарование он испытал, какое бешенство его захлестнуло! Он еле сдержался, чтобы не выскочить на берег и не завопить во все горло, что он здесь, что он их не боится, и пусть попробуют его поймать. Рациональная часть ума удержала его от опрометчивого поступка. Он потихоньку сдал назад и поплыл прочь от Виндрея.

Чем дальше он удалялся от берега, кишащего сотрудниками уголовного розыска, тем в большее отчаяние он приходил. Что делать дальше? Куда податься? Как назло, пошел дождь, воздух быстро остыл и пропитался влагой, а он все плыл и плыл куда глаза глядят, пока впереди не показался населенный пункт.

Припрятав лодку в камышах, он сбросил плащ-палатку и отправился на поиски магазина. Нашел он его легко, на пригорке возле здания сельского клуба. Осмотрелся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, быстро поднялся на пригорок.

Кроме продавщицы, стоявшей за деревянной стойкой, разделяющей пространство для покупателей и витрину, в магазине была только одна тетка. Она укладывала в плетеную хозяйственную сетку купленные продукты. Батон, две молочные бутылки, увесистый кусок сыра и что-то копченое, завернутое в коричневую бумагу, которая уже успела промаслиться в нескольких местах.