— Господи, откуда же мне знать?

— Может, она получила даже не одно письмо, а несколько?

— Чушь! Это так нелепо, — заявил полковник, — что в них никто не поверит. Кстати, и насчет падре — полная ерунда. Но прочесть подобную мерзость вслух!..

— Полковник, — спокойно возразил Г.М., — женщины способны поверить в любые слухи, особенно если речь в них идет о другой женщине.

— Говорю вам, чушь! Кстати, падре не так уж плох. Мне самому он нравился до тех пор, пока он не сдвинулся на письме. Кстати, его дядя…

Полковник Бейли вдруг замолчал и вскочил.

— Дядя! — воскликнул он. — У него ведь дядя — епископ. И живет неподалеку отсюда. Черт меня побери, позвоню ему сегодня же, и он осадит племянничка! — Полковник вздохнул с облегчением. — Вот. Придумал!

Женщины за окном не смотрели друг на друга, потому что обе понимали, что Г.М. прав. Ни одна не отпрянула от окна, услышав приближающиеся шаги полковника Бейли, потому что намерения его были ясны.

В кабинете, против окна и вдалеке от слушательниц, стоял стол с крупномасштабным макетом более-менее современного поля боя. На макете присутствовали и зеленовато-коричневые холмы, и луга, и дороги. По дорогам двигались танки — такие маленькие, что десяток их уместился бы в спичечный коробок. Были на макете многочисленные и разнообразные самолеты; на крыльях многих из них чернели кресты. За холмами расположилась артиллерия — от легких полевых орудий до мощных батарей.

Сквозь тюлевую занавеску Марион и Стелла видели, какое усталое лицо сделалось у полковника Бейли. Взяв со стола большую деревянную указку, полковник некоторое время смотрел на макет, а потом повернулся к своему гостю.

— Послушайте, Мерривейл, — отрывисто заявил он. — К черту все! Я хочу вам помочь. Но что толку заниматься пустяками, когда Рим горит? Видите? — Он постучал указкой по макету. — Подойдите, пожалуйста, сюда.

Зажмурившись, Г.М. отпил виски с содовой, встал и подошел к хозяину дома.

Пехотинцы на макете были так малы, что их можно было рассмотреть только в лупу, лежавшую тут же, под рукой. Полковник Бейли потянулся к лупе, но потом передумал. На его лице с подстриженными седеющими усами застыло раздраженное выражение.

— Как видите, — заявил он, — все ясно как божий день. Тут и ребенок разберется! Повсюду один Клаузевиц, снова Клаузевиц; фрицы его обожают. В четырнадцатом году у них не было самолетов; еще не изобрели танковую броню; они не могли передвигаться достаточно быстро. Но взгляните на карту!

Полковник ткнул указкой в противоположную стену. Там над викторианским камином висела большая карта Европы, испещренная булавками с разноцветными головками.

— В четырнадцатом году — прочтите любые мемуары — фрицы спорили, стоит ли оккупировать Голландию наряду с Бельгией. Тогда Голландию не захватили. Но в следующий раз они не промахнутся. Нет-нет, уверяю вас! Более того, ваша знаменитая линия Мажино (никогда нельзя полагаться на неподвижную линию обороны, друг мой) проходит вовсе не там, где следует.

Полковник развернулся назад, и указка в его руке заплясала над макетом.

— Пехоте невозможно тягаться с пикирующими бомбардировщиками и танками. Пехота не прорвется нигде, только здесь… здесь… и вот тут. Если у вас нет истребителей, способных уничтожить бомбардировщики противника, и более толстой брони, чтобы вывести из строя их танки, вам конец. Разве непонятно?

— Угу. Чертовски убедительно, полковник.

— Тогда почему ослы из военного министерства ничего не понимают?

— Не знаю, — тем же деревянным тоном отвечал Г.