|
А в старухе нет понимания. Оттого она и разыскивает человека, способного понять ее родню, но понять так, чтобы те и в самом деле оказались виновны во всех сочиненных ею грехах: в братоубийстве, женоубийстве, детоубийстве, в жестокости и равнодушии, в ненависти и злобе к жизни - она хочет, чтобы равнодушие уживалось в них с ненавистью и чтобы ей объяснили: как это может быть? Старуха ищет человека, способного развеять ее сомнения относительно ею же вынесенного приговора во мне она такого человека не нашла... А Серпокрыл, который все понимает, понял и это, и теперь я окажусь виновным в болезни старухи, которая, быть может, просто промочила ноги...
Роман Ильич откусывает макушку вареного яйца и высыпает в рот - во след закуске - щедрую щепоть соли. Роман СЕРПОКРЫЛ - Скучно тебе здесь, поди, раз после бабки Зотовой готов еще раз всю эту историю... Николай ВТОРУШИН Дело не в скуке, просто мое воображение голодно, как триумфальная арка, - оно может сожрать армию. Теперь я сам сочиняю историю Зотовых, складывая, как пазлы, кусочки рассказов и легенд в надежде, что в итоге откроется нечто цельное, какие-нибудь "Бурлаки на Волге"... Роман СЕРПОКРЫЛ - Мы с Мишкой Зотовым были закадычные приятели. Секретов друг от друга не держали, делились, по-мальчишески, всем - от грибных мест до сердечных тайн, поэтому скажу точно: о семье Хайми он знать ничего не знал и с фамилией этой был знаком разве что со слов своей двоюродной тетки, упоминавшей ссыльного студента в сказании о переселении Зотовых в Мельну. Как только мы сдали последний экзамен за десятый класс, из Ленинграда к Мишке примчался дед. Семен не был в Мельне лет шесть, однако самостоятельно решил, что именно Мишка выведет Зотовых в тот ученый, неугомонный мир, из которого возник когда-то перед Семеном ссыльный студент Сергей Хайми. Одним словом, дед во что бы то ни стало решил определить Мишку в университет. И то правда, через мать от деда-зоолога досталась Мишке любовь к разной мелкой живности - обожал ловить жуков и стрекоз и считать им ножки-крылышки, - но об университете он не мыслил и никогда о нем не говорил. Однако на предложение деда согласился сразу - не из покорности, просто он моментально поверил, что это именно то, что нужно. В Ленинграде Мишка два года трубил на брони в каком-то химическом институте - выдувал в стеклодувной мастерской реторты и колбы, - потом-таки поступил в университет и стал наведываться в Мельну на каникулах. Потом умер Семен, за месяц сделавшись дряхлым, слюнявым стариком, и Мишка опять приехал домой. Он привез из Ленинграда в заказном автобусе гроб и под хлипким осенним дождем похоронил деда на кладбище, за часовней, где уложены остальные Зотовы, чьи остатки удалось собрать по свету. А через два года на каникулах Мишка встретил в Мельне Риту Хайми. Семнадцатилетняя камелия, она уже заставляла встречных прохожих провожать себя взглядом - мужчин, потому что они - мужчины, а женщин, потому что они боялись за своих мужчин. Ей поражались и ее ненавидели - любить ее было страшно. Николай ВТОРУШИН - Я ее видел. В кассе, на вокзале. Роман СЕРПОКРЫЛ - Успел? Николай ВТОРУШИН - Почему - успел? Роман СЕРПОКРЫЛ - Она нам ручкой сделала. Месяц назад ее в вагон-ресторан сманили официанткой, а теперь она в Питере у бригадира проводников - хозяйка. Вернемся в предысторию: по городу о Рите ходили скверные слухи - не все в них было правдой, но была и правда, - так вот, Мишка на те слухи плевать хотел и неделю спустя, как Риту закадрил, не тыл показал, как бы всякий при ее славе сделал, а отправился к ней домой свататься. Свадьбу уговорились сыграть в ноябре, когда невесте исполнится восемнадцать. Рита зажгла Мишку как порох - он стал бешеным. Ему было из-за чего беситься - ладно, что невеста его (я не говорю, что он был для нее чужим, ненужным - нет) о верности имела такое же понятие, какое имеет о ней, скажем, цветочный пестик, так еще Петр, узнав о свадьбе, погнал такую пургу, будто дело шло не о Мишкиной женитьбе, а о продаже калеки в галерные рабы. |
